Анализ мировых систем и ситуация в современном мире - [23]

.

Маркс объяснял преобразование, доказывая, что противоречия предшествующего (феодального) способа производства нашли свое разрешение в возникновении нового (капиталистического) способа производства. Вебер объяснял преобразование, рассматривая уникальное сочетание исторических условий, в которых капиталистические ценности стали господствующими. Но как смитианец, верящий в естественную природу капитализма, может примирить этот взгляд с признанием, что современный капиталистический мир-экономика — «новый и уникальный феномен»[71]? Он может сделать это только в виде вариаций на темы Вебера. Хотя капитализм «естествен», человеческой природе всегда ставили преграды для реализации, пока уникальное сочетание обстоятельств не сделало возможным «возникновение институциональных условий и прав собственности, которые создали побуждения, направляющие экономические усилия в такие сферы деятельности, которые приблизили частный уровень прибыли к общественному»[72]. Но что же это было за сочетание, сделавшее это возможным? Авторы прибегают, и упорно, к переменной, которую сами признают инородной по отношению к экономике, к населению. «В конечном счете растущее население создало основу для торговли; последовавшее расширение рыночного хозяйства заставило средневековую экономику реагировать, пусть медленно, именно тем образом, как это предсказал Адам Смит»[73]. Почему мир однажды, и лишь однажды в истории, получил выигрыш от такого эффективного рывка в росте населения, с моей точки зрения, не получило в свою очередь адекватного объяснения[74].

Три взгляда на трансформацию кажутся довольно ясными и отчетливыми. Почему же существует такая путаница в вопросах перехода? Потому, что многие ученики Маркса и Вебера транспонировали теории обоих, являющиеся объяснением единого и единственного преобразования, в теорию стадий, где многочисленные индивидуальные «общества», под которыми в сущности понимаются нации-государства, проходят через преобразования каждый по отдельности. В то время как и Маркс, и Вебер рассматривали это преобразование феодальной Европы в капиталистический мир-экономику как уникальное событие (хотя некоторые из формулировок каждого из них могут быть названы двусмысленными в этом отношении), их взгляды стали использоваться многими для обоснования подходов с точки зрения «теории развития» (developmentalism), а не «миросистемы»[75]. Веберианские функционалисты забыли, что Вебер сравнивал не Великобританию с Китаем, а Европу с Китаем[76]. А марксистские сторонники теории развития забыли, что формулой Маркса было «комбинированное», равно как и «неравномерное» развитие. (Хотя «теория стадий» более конгениальна марксову и зомбартову взглядам на капитализм, рассматриваемый как историческое явление, существовал и осторожный смитианский вариант теории стадий в «монетаристских» взглядах на национальное развитие[77]. Норт и Томас, между тем, открыто отвергали теорию стадий.)[78]

Именно из-за путаницы, порожденной теорией стадией, мы вынуждены анализировать два другие процесса, покрываемые, как кажется, понятием перехода. Речь идет о «вовлечении», с одной стороны, «пролетаризации труда» и «коммерциализации земли», с другой. На самом деле эти два процесса не являются частью преобразования феодализма в капитализм, но являются аспектами становления капиталистической мироэкономики, которая в своем историческом развитии экстенсивно вовлекает в свою орбиту все новые страны. Одновременно имеет место и интенсивный рост — прогрессирующие пролетаризация труда и коммерциализация земли.

Мы используем термин «вовлечение» лишь для того, чтобы обозначить присоединение новых географических зон к капиталистическому миру-экономике в периоды времени после «начального» расширения XVI века, которое было составной частью преобразования феодальной Европы в капиталистический мир-экономику. Мы должны помнить, что это последовательное расширение не было непрерывным, но совершалось историческими рывками. Более того, примерно к 1900 г. это расширение более или менее подошло к концу, так как можно сказать, что к этому времени капиталистический мир-экономика распространился на весь земной шар.

Новые регионы вовлекались в капиталистическую мироэкономику как территориальные общности, иногда суверенные, иногда колонизуемые. Эти вовлечения большей частью выглядели исторически очень драматично, поскольку обычно предполагали ущемление, хотя бы частичное, прежде существовавшей суверенности. На самом деле драматическим изменениям, отмеченным историками, очень часто предшествовало менее драматическое вовлечение в форме «неформальной империи». Некоторые из вновь вовлекаемых регионов прежде были экономически автономными мирами-империями, такими, как Российская, Оттоманская, Китайская. Другие были отдельными прото-мирами-экономиками, такими, как Индийский океан или Западный Судан. И, конечно, в различных частях мира, особенно в Африке и Океании, существовали еще и изолированные минисистемы. Территориальные единицы, входившие в эти вовлекаемые районы, иногда совпадали, а иногда радикально отличались от образований в прежних политических границах. В экономических терминах такие районы обычно вовлекались как периферийные зоны мироэкономики. Но порой, из-за силы конкретной государственной структуры, они могли сразу входить в зону полупериферии (как Россия) или быстро становится частью этой зоны (случай Японии).