Анализ мировых систем и ситуация в современном мире - [141]

Однако я могу наметить и альтернативный сценарий. Я уже сказал раньше, что под кризисом понимаю ситуацию, в которой вся система либо должна быть основательно перестроена, либо приходит к краху. Крах, конечно, является реальной альтернативой «отмиранию государств». «Основанная на государстве логика» в этот переходный период может оказаться достаточно сильна, чтобы затормозить прогресс «глобальной логики» — и у предпринимательских слоев, и в антисистемных движениях. В этом случае «время бедствий» и нарастающего разрушения может вылиться в острую борьбу за ресурсы, которые будут очень ограничены (или которые сделают очень ограниченными).

Обратите внимание, что именно я предлагал в новом взгляде на эту пренебрегаемую ныне концепцию. Социалистическая революция, которую мы переживаем, — это не Армагеддон. На самом деле она может быть единственной альтернативой Армагеддону. Ядерная война между великими державами, ведущая к грандиозным разрушениям и потерям населения и производительных сил, вполне возможна. Но столь же возможно, что государство, то есть государства, могут отмереть в ходе создания социалистического мирового порядка.

ГОСУДАРСТВА В ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОМ ВОДОВОРОТЕ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ МИРОЭКОНОМИКИ

Слова могут быть врагами понимания и анализа. Мы пытаемся в своей терминологии ухватить подвижную реальность. При этом мы склонны забывать, что реальность изменяется в тот самый момент, когда мы пытаемся ее ухватить, и в силу самого этого факта. И мы еще более склонны забывать, что и другие своими способами замораживают реальность, хотя подчас используют для этого те же слова. И все же мы не можем говорить не используя слов; на самом деле мы и думать без них не можем.

Где же, в таком случае, мы найдем via media, работающий компромисс, операциональное выражение диалектической методологии? Мне кажется, найти их наиболее вероятно, осознав временные долгосрочные крупномасштабные целостности, в рамках которых обретают свой смысл понятия. Эти целостности должны отвечать требованиям относительной пространственно-временной автономии и внутреннего единства. Они должны быть достаточно продолжительными и достаточно большими, чтобы мы могли избегнуть Сциллы понятийного номинализма, но при этом достаточно короткими и небольшими, чтобы мы могли избежать Харибды а-исторической, универсализирующей абстракции. Я бы назвал такие целостности «историческими системами» — термином, в котором ухвачены два их существенных качества. Это интегрированная, то есть состоящая из взаимосоотносящихся частей, целостность, и таким образом в определенном смысле системная и обладающая постигаемым способом функционирования целостность. Это система, имеющая историю, то есть она зародилась, исторически развивалась, пришла к своему концу (разрушению, распаду, преобразованию, Aufhebung).

Я сопоставляю это понятие «исторической системы» и противопоставляю его более привычному термину «общество» (или «общественная формация», что я считаю более или менее синонимичным). Конечно, можно использовать термин «общество» в том же самом смысле, что я использую понятие «историческая система», и тогда проблема состоит лишь в выборе формального символа. Но на самом деле стандартное использование слова «общество» предполагает применение его без разбора к современным государствам (и квазигосударствам), к древним империям, к предположительно независимым «племенам» и ко всем иным политическим (или куль- турным-но-стремящимся-стать-политическими) структурам. А это валит в кучу все предположения, которые еще требуется доказывать — что именно политическое измерение объединяет и определяет общественную деятельность.

Если бы границы, проведенные по любым возможным основаниям — интегрированные производственные процессы, способы обмена, политическая юрисдикция, культурное единство, экология, — были бы на самом деле всегда (или хотя бы обычно) синонимичны (или хотя бы перекрывались в большой степени), проблема была бы невелика. Но, как показывают эмпирические факты, если мы возьмем последние 10 тысяч лет человеческой истории, это совсем не так. Поэтому мы должны выбирать между альтернативными критериями определения нашей зоны социального действия, нашей единицы анализа. Можно брать это в философских терминах как априорное суждение, но если даже так, мои собственные склонности являются материалистическими. Но к этому можно подойти и эвристически: какой из критериев будет в наибольшей степени влиять на социальное действие, в том смысле, что изменение его параметров наиболее непосредственно и основательно повлияет на функционирование других частей целостности.

Я уверен, можно доказать, что именно интегрированные производственные процессы удовлетворяют этому эвристическому критерию, и я буду использовать его, чтобы обрисовать границы, очерчивающие конкретную «историческую систему». Под этим словом я подразумеваю эмпирическую совокупность таких производственных процессов, интегрированных в соответствии с определенной системой правил, и человеческие агенты которых взаимодействуют некоторым «органическим» образом, так что изменения в функциях любой из групп или изменения границ исторической системы должны следовать некоторым правилам, чтобы не поставить под угрозу выживание всей общности. Предположение, что историческая система является органической, не подразумевает, что это машина, действующая без перебоев и трения. Совсем наоборот: исторические системы исполнены противоречий и содержат в себе зародыши процессов, которые в конце концов разрушат систему. Но это как раз очень созвучно «органической» метафоре.