Анакир - [182]

Испортившаяся погода захватила их менее чем в пятидесяти милях от цели. Они упорно пытались пробиться сквозь шторм, но ветер смел их и отнес на восток.

Гроза окутала корабли пугающим роковым ореолом — холодный огонь стекал по мачтам и реям. Однако Дхакеру и прежде доводилось видеть подобные чудеса. Он старался, чтобы никто из его солдат не сидел без дела, и щедро поил их вином и пивом. Он даже послал пива вниз, рабам. Вечером шквал чуть не разъединил галеры, но внезапно море успокоилось, и корабли снова сошлись.

Не осталось ничего, кроме темноты и открытого моря.

Несколько часов спустя среди рабов поднялся шум. Кому-то приснился дурной сон, и вскоре паника охватила всех, подобно чуме. Однако свист плетей быстро заставил умолкнуть рыдания и причитания.

— Они твердят, что Рорн разгуливает по океану — великан с луной в руке...

— Я его не видел, — отрезал Дхакер. — Даже своим несуществующим глазом.

Внезапно его потянуло нанести визит своему пленнику.

Здесь и днем стояла ночь, но без единой звезды. Эта палуба, самое низкое и тесное место на корабле, лежала ниже ватерлинии, даже ниже гребных палуб, уравновешивая высокую верхнюю часть. Ее использовали под грузовой склад или под тюрьму — как в данном случае. Пленник, прикрытый лишь своими волосами и нечистотами, лежал неподвижно, пока лампа закорианца и хороший пинок не вывели его из этого состояния.

— Как вам этот шторм, мой повелитель? — с издевкой произнес Дхакер.

Кесар, весь в ссадинах и кровоподтеках, закованный в ржавые цепи, которые во время маневров галеры, очевидно, снова и снова били и колотили его обо все выступы, молча посмотрел на закорианца. Черные глаза по-прежнему горели холодным пламенем. Следовало бы завязать их, если только не выколоть. Палач Дхакера вырвал пленнику ресницы, но, невзирая на это, сквозь запекшуюся кровь пробивался тот же горящий тяжелый взгляд.

Дхакеру даже нравилась эта неутолимая ненависть. Сломить Кесара было не так просто — но тем интереснее, и тем приятнее будет наконец убить его.

— Последняя новость, которую я слышал — Истрис стал кучей обломков, — сообщил Дхакер. — Это тебя не огорчает?

Однако эмоции Кесара были скованы не менее надежно, чем его тело.

Закорианец ударил его по губам — слегка, для забавы. Один из боковых зубов был сломан еще раньше, мочки ушей тоже отрезали с разрешения Дхакера. Их он отослал в подарок Йилу вместе с известием о захвате в плен кармианского короля. Пожалуй, на сегодня достаточно...

Дхакер пошел наверх, по пути отметив, что гребцы после вразумления проявляют куда больше рвения.

Следующая ночь была просто прекрасна, а Дорфар — уже сравнительно близко.

Уже перевалило за полночь, когда взвыли рожки дозорных.

Прямо по курсу показались двадцать закорианских кораблей. Они выглядели изрядно потрепанными штормом и почему-то держали путь на северо-запад.

Две галеры Дхакера поспешили навстречу собратьям.

Их поразили тишина и безмолвие на палубах приближающихся кораблей. Большая часть парусов была убрана, но тут и там с рей свисали клочья, в которые, судя по всему, превратила их буря. Носовые огни галер Дхакера осветили эти останки, покрытые какими-то грязными пятнами, в которых никак нельзя было узнать Леопарда войны.

Дхакер подошел ближе к передовому кораблю. Как и прочие, он был очень скудно освещен. Люди на его палубе стояли столбами или делали свою работу столь медленно, словно их опоили каким-то зельем.

— На Дорфар? — крикнул Дхакер, не утруждая себя приветствиями.

Прозвучавший ответ потряс его до глубины души.

Вольные закорианцы шли отнюдь не на Дорфар. Война была... прекращена. Они возвращались домой, в таддрийское королевство Йила.

— Вы что, с ума сошли? — взревел Дхакер. Он ухватился за причальный канат и чуть не опрокинулся, но тут на палубу встречного корабля вышел капитан и жестом приказал бросить канат.

— Мы не безумны, — веско произнес он. — Боги говорили с нами.

— Боги? Ты имеешь в виду какое-то знамение?

— Рорн и Зардук. Они доставали головой до солнца. Я сам это видел. Он говорил со мной, и весьма громко... Мы должны жить в Таддре. Так нам сказали. Меч сломан.

— Безумие! Это какое-то безумие, — Дхакер повернулся к своим людям, которые в священном ужасе взирали на безмолвные корабли, непреклонно возвращающиеся в Таддру.

На том и закончился этот бесплодный разговор. Галеры Дхакера отошли прочь, и призрачный черный флот с парусами, лишенными знаков, двинулся дальше, безмолвный и одержимый, как ночь, в которой скрылся.

В мире по-прежнему существовали дни, сменяющиеся временем, когда не светит солнце, часы и минуты, происшествия и их последствия, а также погода. Но здесь, на нижней палубе, ничего этого не было. Только темнота, оковы, смрад, невыносимый вкус этого смрада, а может быть, крови, и глухие шумы корабля. Удары о грубую ребристую внутренность узилища означали какие-то военные столкновения или шторм. Вспышки света случались редко и всегда — от лампы. Вначале разнообразные пытки позволяли сохранять само понятие времени: нарастание боли, затем ее медленное ослабление. Но теперь боль стала всеобъемлющей и непрерывной, хотя и разнообразной — гложущая в сломанном зубе, саднящая от цепей на незаживающих ранах... Она больше ничем не могла помочь ему.