Амурский плацдарм Ерофея Хабарова - [9]

Дав окончательную команду пускать нового воеводу, десятник поспешил выйти ему навстречу.

– Не, про собак не надобно! – изобразил он полупоклон, рассматривая толбузинский документ. – Тока у нас дючеры да гольды озоруют со страшной силой! Да и самозванцев всяких не счесть, ужо и вешать их устали! Так что, ваша милость, не серчайте!

Не глядя на разозлившего его десятника, боярский сын поспешил зайти в острог. За ним потянулись сани, разбрызгивая в стороны смешанную с водой густую грязь. Внутри крепости затявкали собаки, с недоверием встречавшие чужаков на своей территории.

– Веди, что ли, в воеводскую избу! – сказал, как ударил, Толбузин. – Там и погутарим, чаво дальше делать!

Воеводская изба только носила такое громкое название, поскольку оказалась обычным домом, срубленным из местной сосны. Внутри неё вопреки ожиданиям было довольно чисто и светло.

Перекрестившись на образа, Толбузин присел на лавку за столом в центре большой комнаты. Напротив него примостился десятник, выжидающе не произнося ни слова.

– Теперь сказывай! – посмотрел на него в упор воевода, сняв отороченную чернобуркой шапку. – Как смерть свою принял Алексей Пашков, приказной человек земли Даурской?

– Стало быть, обычно принял! Любил покойничек, царствие ему небесное, с медведем на охоте силой померяться! Вот и в энтот раз подняли мы шатуна, ну и сцепились они!

– Кто – они? – удивлённо спросил новый воевода. – Алексей Фёдорыч, стало быть, один на один на медведя ходил?

– Так оно и есть! С рогатиной на зверя выходил, да ещё ножичек булатный в сапоге держал! Дюжий у нас был воевода, дюжий да отчаянный! Однак на этот раз рогатина хрясть – и обломилась! Тут ему мишка полголовы и снёс! Я даже глазом моргнуть не успел…

– Ладно, дальше можешь не продолжать! – прервал десятника Толбузин. – Похоронили хоть Пашкова, как подобает?

– Вы уж нас совсем забижаете! – даже моргнул десятник, смахнув невольную слезу. – Всё, как полагается, стало быть, по христианскому обряду! Горяч был воевода, но справедлив! Нету у нас к нему никак обид, одна добрая память! Жил он бобылём, потому как ни семьи, ни детей, ни жёнки не имел!

Увидев на столе стопку нераспечатанных писем, боярский сын стал вскрывать их, быстро пробегая глазами содержание.

– Как звать-то тебя? – вдруг спросил он у десятника, неожиданно посветлев лицом. – Вижу, к делу ты с чаянием подходишь, за то моя хвала!

– Гавриилом меня кличут! – сразу повеселел тот, смахнув пот со лба. – Гавриил Лебёдкин, вот стало быть как! Как воевода преставился, так и я вместо него управлялся! А за то, что не признал вас, не серчайте, служба такая!

Взяв в руки поимённый список гарнизонов Нерчинского, Иргенского и Теленбинского острогов, воевода в раздражении покачал головой.

– Это что, всё так? – спросил он. – На все остроги людей всего восемь десятков?

– Так и есть, Ларион Фёдорыч! И те восемь десятков, аки я сам, голы и босы, несут службу державную шесть лет без жалованья государева!

Внимательно осмотрев десятника с головы до ног, Толбузин внезапно расхохотался и топнул ногой. Дело в том, что Лебёдкин был одет в добротный кафтан с меховой опушкой, носил крепкие сапоги, лицо имел круглое и явно не пух от голода.

– Таки голы и босы! – с трудом успокоился воевода, хлопнув по плечу своего собеседника. – Ох, и ловок ты, Гаврила, слезу из начальства выжимать! По тебе вижу – не больно-то вы бедствуете, служилые!

– Оно так! – виновато потупил тот глазки. – Ведь тайга кругом, вот и приходится когда поохотиться, когда ягод да грибов насобирать! Да и рыбы в реках кругом столько, что хоть шапкой лови! Так и перебиваемся с хлеба на воду!

Встав на ноги, Толбузин обошёл всю комнату, заметив и кованый сундук в углу, и массивную дверь с широким засовом, и крышку тайного хода у себя под ногами.

– Ход сей куда ведёт? – спросил он, понизив голос. – Тока не говори, что не знаешь!

– Знаю, батюшка! – не стал лукавить Лебёдкин. – Ведёт он за стены острожные, к сходу речному! На самый крайний случай, чтоб было куда бежать воеводе в годину лихую!

Подойдя к узкому оконцу, Толбузин с наслаждением втянул ноздрями холодный воздух.

– Ясак, говоришь, собрали? – спросил он, не оборачиваясь. – Пора уже отправлять, сам знаешь!

– Как не собрали! Вона он, в комнатёнке рядом уложен! Можете сами посмотреть, мы в грязь лицом не ударим!

Распахнув потайную дверь, воевода вошёл внутрь помещения, доверху уложенного звериными шкурками. Тут было чем порадоваться взору человека, знающего толк в лесных богатствах. Разномастные собольи пластины и шкурки, меха красных и чёрно-бурых лисиц, многие сорока соболей…

– С этим вы справились! – сказал Толбузин, немного оттаяв. – Есть ли у нас ещё дела срочные?

– Есть, воевода! Сидит у меня в арестантской гиляк пойманный! Прибежал он в наши края к родне аж из-под самого Кумарского острога! Допросить бы его надобно!

– Давай, допросим! – кивнул головой боярский сын. – Пускай гиляка приведут, толмача нужного! Да сыновей ко мне позови, пусть к делам приказным привыкают! Скоро им пора будет самим нести службу царскую!

Выйдя в сени, десятник быстро распорядился доставить пленного для расспросов. Вслед за ним в избу вошли толбузинские сыновья, Алексей и Феодор. Перекрестившись под иконами, они сняли шапки и почтительно присели на лавку в углу.