Амурский плацдарм Ерофея Хабарова - [25]

Именно поэтому Иван Мещеринов всю свою жизнь служил державе, аки цепной пёс. И про себя, конечно, не забывал… Вернее, про мошну свою бездонную, теша алчность бескрайнюю. Ведь как в народе говорится: «Наказал Бог народ, прислал воевод!»

Несколько лет назад жёсткую руку воеводы и любовь к скорой расправе в Козьмодемьянском уезде испытали на себе после очередного восстания марийцы и чуваши.

– Вешайте всех, кто царской воле был непокорен! – приказал он казнить сдавшихся на Божью милость участников мятежа. – А что оружие сложили, так это их прежних деяний воровских не искупляет!

Возможно, именно за беспринципность и подчинение любым приказам Алексей Михайлович определил жестокого воеводу командовать осадой Соловков.

При всех своих грехах смертных, Иван Алексеевич был верующим человеком. Потому не сразу он в душе решился всерьёз воевать со слугами Божьими безо всякой пощады.

«Может, оно всё само собой рассосётся! – думал воевода поначалу. – Примирятся монахи с царём, да и откупятся сполна за всё своевольничанье! Чай, казна-то монастырская немалая!»

Постояв под стенами монастыря более года, воевода не особо усердствовал в «радетельном промысле» над мятежниками. Прослышав про то, царь всея Руси не замедлил послать ему весточку.

Развернув дрожащими руками грамоту из первопрестольного града, Мещеринов прочитал: «От царя и великого князя Алексея Михайловича, всея Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, на Соловецкой остров, воеводе нашему Ивану Алексеевичю Мещеринову…»

Буквы разбегались у него перед глазами, и воевода вынужден был присесть за стол.

«И буде ты учнеш над мятежниками чинить нерадетелной промысл, – прочитал стрелецкий начальник далее, – и тебе за то быть от нас великого государя в смертной казни без всякия пощады».

После этого письма все точки над «i» были расставлены; Мещеринов понял, что или он любой ценой выполнит отданный приказ и возьмёт монастырь, или сложит свою голову на плахе…

А дальше всё закрутилось и завертелось по всем правилам военной науки. Воевода был человеком, в ратном деле весьма опытным; кроме того, с ним пришло немало иноземных офицеров «нового строя». Среди них боярский сын особенно доверял шведу Штефану Келену, бывшему майору королевской службы.

– Это есть ошень укреплённый крепость! – говорил тот, щегольски подкручивая уголки усов. – Но мы будем осаждать его по всем правилам фортификацион!

По его настоянию Мещеринов приказал сделать напротив Белой, Архангельской, Корожной и Квасоваренной монастырских башен высокие насыпи. Укрываясь за ними, стрельцы и солдаты стали вести прицельный огонь по защитникам непокорной твердыни.

После того как были спущены воды Святого озера, в обители пересохли многие колодцы, а также перестала работать мельница. Всю местность, прилегающую к Соловкам, постепенно превратили в выжженную пустыню.

– Жалко, что по стенам стрелять бесполезно! – сетовал стрелецкий начальник, прекрасно зная их толщину. – Сказывают, из каменных глыб они сложены, и не берут их ни ядра, ни железо!

– Зачем стрелять стены? – усмехнулся майор-швед, покуривая свою неизменную трубочку. – Я предлагать делать подкоп, и взрывать их снизу вместе с башнями!

Вскоре тайные лазы пошли от лагеря осаждающих к Белой и Никольской башням. Иноки выявили их совершенно случайно: один из монастырских псов почуял неладное и принялся выть и лаять.

Среди братии нашлись людишки в осадах крепостей сведущие, они, подведя свои траншеи, взорвали в них бочку пороха. Стрелецкие подкопы были завалены вместе с иностранными инженерами, готовившими обитателям Соловков геенну огненную.

Между тем закончилось лето, пролетела осень, а никаких существенных успехов в осаде мятежного монастыря так и не было достигнуто.

Последний штурм соловецких бастионов, недавно предпринятый царским воинством, закончился полным крахом. Ещё долго под стенами монастыря у Сельдяной башни, превратившись в ледяные статуи, лежали мёртвые тела павших в ту ночь отважного ротмистра Потапова и тридцати шести стрельцов…

Воевода Мещеринов, выведенный из себя постоянными неудачами, собрал в палатке на совет всех офицеров.

– О чём мне докладывать государю? – спросил он в полной тишине, судорожно сглотнув слюну. – Мне нечего ему сообщить, кроме того что мы по-прежнему бесславно толчёмся у монастырских стен! Однако впереди нас ждёт холодная зима, а с нею голод и болезни! Впрочем, если мне суждено пойти на плаху, то отправлюсь туда не один, это я обещаю!

После этих слов установилась полная тишина, все опустили лица и отвели взгляды, не желая попасть под тяжёлую руку своего командира. Только майор Келен, нагло щуря кошачьи глаза, демонстративно попыхивал трубкой. Выждав эффектную паузу, он решительно сделал шаг вперёд:

– Герр воевода! У меня есть хороший план, как мы мочь проникнуть в крепость! Сейчас я приведу человек, который знать тайный ход! – Выскользнув, как уж, из палатки, Келен вернулся через несколько минут, таща за собой перепуганного мужчину в одежде чернеца. – Говори его светлость то, что сказал мне! – тыкнул его швед пальцем в плечо. – Только есть покороче, монах!

Испуганно шмыгнув носом, мужичонка с любопытством осмотрел окруживших его офицеров.