Амурский плацдарм Ерофея Хабарова - [24]

– Отправляю тебя далече! – сказал отец после того, как Алёша вызвался идти в Кумарский острог. – Вот тебе моё воеводское письмо для Онуфрия Степанова. А на словах передай – мы таперича должны друг за друга горой стоять. На него нападут – я стрельцов пришлю, на меня враг пойдёт – он мне ратниками поможет!

В сопровождение своего посланника Илларион Толбузин выделил четырёх «охочих людей», хорошо вооружив их.

– Извини, больше никого дать не могу! – сказал он, крепко обнимая младшего сына напоследок. – Да ещё Давгур с тобой пойдёт, а он один троих бойцов стоит!

Алексей прекрасно понимал, что в нынешние времена даже четыре воина были непозволительной роскошью.

«Вона, на три острога две сотни людей едва наберётся! – думал он, собираясь в путь. – Если б не я вызвался, отец бы вовсе сопровождающих не дал!»

Впрочем, и он сам, и «охочие люди» с ним представляли весьма немалую силу. Толбузин-младший метко стрелял из лука и пищали, метал копьё в цель не хуже дючеров, да и на саблях бился весьма умело.

Под стать послу была и его небольшая «свита»: умелые охотники братья Фрол да Федот Головлёвы, бывалый казак Максим Заяц и стрелец-силач Гриша Оглоблин. Этот малый коня поднимал на широченных плечах, сам тяжеленные орудия толкал, а в бою был страшен, как чёрт лютый.

Выйдя из острога засветло, они конными начали своё опасное путешествие. Стоя на высокой башне, Илларион Толбузин перекрестил своего сына, весело помахавшего ему рукой на прощание.

Долгое время послы продвигались вперёд без каких-либо опасных приключений. В лесах водилось множество разнообразной дичи, реки были полны рыбой; в пути нерчинцы не испытывали недостатков ни в еде, ни в свежей воде.

«Должно быть, помогает нам ангел-хранитель! – думал иногда Алексей, лёжа ночью у костра. – Ни человек, ни зверь не озорует, в нонешние времена это большая редкость!»

Однако вскоре их покою и благодушному настроению пришёл конец. Это случилось, когда небольшой отряд оказался в междуречье Биры и Биджана.

Фрол Головлёв первым заметил небольшой дымок, висевший над тайгой.

– Поеду, посмотрю! – крикнул он Толбузину, пришпоривая коня. – Чтой-то не по душе мне эти дымы! А вы подождите сигнала моего, постойте на месте!

Спешившись, послы стали настороженно оглядываться по сторонам, приготовив на всякий случай оружие к бою. Однако их натренированный слух не уловил вокруг ни единого постороннего звука, кроме пения птиц да шума ветра в вершинах кряжистых сосен. Услышав издалека стук конских копыт, все с нетерпением стали ожидать возвращения своего товарища.

– Пепелище там! – сообщил Фрол, переводя дыхание. – Изба была, нашенская изба! Сожгли её совсем недавно, пары часов не прошло! Два трупа рядом, мужик и баба! Красивая баба, прямо жалко!

Стегнув нагайками коней, нежинцы понеслись вслед за своим товарищем. Вслед за ними, что есть силы, бежал верный Давгур, высунув язык из огромной пасти.

Доскакав к лесной заимке, они остановили разгорячённых жеребцов. Дым вился кольцами над остатками чужой жизни, прекращённой чьей-то жестокой рукой.

Спрыгнув с коня, Федот Головлёв склонился над многочисленными следами людей и лошадей, истоптавших всё вокруг обугленного остова дома. Он слыл лучшим следопытом в остроге, умевшим читать по следам, как монах по книгам.

– Дючеры это были! – сказал он, легко касаясь дёрна узловатыми пальцами. – А может, даурское отродье! Шестеро всадников, с пятью сменными конями! Кони убитыми гружены, похоже, мертвяков своих домой везут. Девку они тут пленницей захватили, вот, глядите!

Разглядев в траве гранатовые бусы, Федот поднял их, показывая своему вожаку. В этот момент нитка нехитрого украшения лопнула, и бусины полетели вниз, как алые капли пролитой крови.

– Не успели они далеко уйти! – сузил рысьи глаза Максим Заяц. – К тому же у одного дючера пленница! Стало быть, нагоним мы разбойников, коли захотим! А Давгур их след почует, выведет на этих аспидов!

После этих слов в душе у Алексея словно лопнула туго натянутая, тонкая нить, и он дал волю своим чувствам.

– По коням! – скомандовал он, приняв решение. – Негоже нам своих без помощи оставлять, да и лиходеев наказать надобно!

Глава XVIII. Иуда

Вот уже седьмой год длилось Соловецкое затворничество, воочию напоминая русскому царю самим своим существованием о величии духа человеческого.

– Не покоримся иродам! – потрясал кулаками перед братией настоятель Никанор. – Не откроем ворота Ивану Мещеринову, змию лютому, и пришедшим с ним латинянам!

Однако воевода, командовавший осадой монастыря, поначалу вовсе не хотел снискать славу истязателя монахов. Впрочем, он также ни в коем случае не желал попасть в опалу царскую. В последнее столетие род Мещериновых и так досыта хлебнул монаршей немилости.

Дед Ивана Алексеевича, как и многие иные дети боярские, во время Смуты прибился к войскам польского короля Сигизмунда… Принося затем присягу на верность первому Романову, он со страху за прежние грехи прилюдно перепутал его титул…

– Нам, Ивашка, таперича нельзя ошибиться! – часто говорил отец будущему усмирителю Соловков. – Ни в коем разе нельзя! Иначе зашлют нас куда глаза глядят и забудут навеки!