Амур широкий - [185]

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Холгитон порядком надоел Кирке, он каждый день являлся к нему советоваться, как дальше достраивать медпункт.

— Обыкновенный дом, пятистенный, — в сотый раз повторял Кирка.

— Нет, нэку, дом доктора не может быть обыкновенным, — твердил свое Холгитон, — я был в таком доме, знаю.

— Ты был в городской больнице, там другое…

— Мы не хуже их, у нас не должно быть хуже.

— У нас обыкновенный медпункт.

— Ох, нэку, как ты любишь это слово «обыкновенный». Ничего теперь не может быть обыкновенного, запомни это.

Подходил сентябрь, рыбаки собрались на кетовую путину, а Кирка все еще не решил, остаться ему в Нярги или уехать в другое село. В кругу своей семьи, рядом с ласковой матерью, рассудительным отцом Кирка обретал спокойствие, крепла уверенность в своих знаниях, и ему никуда не хотелось уезжать из-под теплого родного крова и из села, где родился и провел юношеские годы. Дома он принимал больных, выдавал порошки, микстуры, мази и спорил с ними, когда отказывались от сладкого лекарства. Уверенные в своей правоте, больные принимали медвежью желчь или иные домашние средства, потом вызывали шамана. Кирку это не беспокоило, он знал, пройдет немного времени, и его односельчане поверят ему. Конкуренции шамана он не боялся, но его тревожило спокойствие Хорхоя, бездеятельность его.

— Зачем мы недавно жгли еэвэнов, отбирали шаманские бубны? Зачем вывезли священный жбан? — спросил он однажды Хорхоя.

— Тогда так требовалось, — невозмутимо ответил он. — Теперь по-другому, Конституция разрешает. Я думал касан устроить, душу отца отправить в буни, да вот Дубский увез не вовремя великого шамана.

— С Богданом ты советовался?

— А чего советоваться? Голова есть своя, потом Конституция выше Богдана.

— Эх, Хорхой, слишком ты грамотный стал.

— Не такой, конечно, как ты, но ничего; понимаем.

— Ничего ты не понимаешь! Дурак! А еще председатель сельсовета.

— Что председатель? Что председатель? Ругаешь советскую власть? Недоволен? Ты осторожнее, брат, предупреждаю тебя. Газеты читаешь, знаешь, как с врагами народа…

Придет время, и Хорхоя подправят, в этом Кирка не сомневался. Не из-за него он собирался покидать Нярги — замучили его старики и родственники из-за священного жбана, который он вывез из Хулусэна и отправил в Ленинград.

— Не обращай на них внимания, — советовала Каролина Федоровна, — покричат, поругают и скоро забудут.

Кирка соглашался с учительницей, она права, жизнь так стремительно бежит, что скоро все забудут об этом проклятом жбане. Другие интересные дела захлестнут людей. Но как Кирке быть с Мимой, с первой любовью, с ее дочерью? Как глядеть в глаза своей бывшей жене Исоаке? По-прежнему его беспокоят красивые глаза Мимы, каждый раз при встрече с ней он чувствует, как начинает учащенно биться сердце. Заметив ее издали, он обходит ее стороной. Обходит он и Исоаку. Но сколько это может продолжаться? Ему же жить в Нярги, встречаться с ними каждый день, с первой любовью и первым позором. Как ему быть, не лучше ли уехать из родного села?

— Правда, уедешь? — спрашивала Каролина Федоровна. — Куда, в какое село? Из-за Исоаки бежишь? Ну, сознайся, мы же друзья, Кирка.

Кирка знал, что его отношения с молодой учительницей уже не были просто дружбой. Если бы не Каролина, то он давно уже покинул бы Нярги.

И Каролина знала, что пришла к ней большая любовь. С тех пор как Кирка вернулся в родной дом, встречаются они ежедневно, но признаться в своих чувствах не решаются. Все село знает об их встречах…

— Нанайку не может найти, что ли? — говорили одни.

— Там, в городе, к русским привык, зачем ему нанайка?

— Молодец Кирка! Такую красавицу в сетку запутал.

Каролина другое выслушивала от матери.

— Так кто же будут внуки, нанайцы? — спрашивала Фекла Ивановна.

— Может, нанайцы, а чем плохо?

— Плосконосые будут?

— Средний нос будет, ведь у меня острый. Тебя только нос беспокоит?

— Свой, русский-то человек привычнее.

— Перестань, мама, может, и русский будет у тебя зять, мы ведь ничего не знаем, мы с Киркой просто дружим.

— Чего мать-то обманываешь, не вижу, что ли? Моряков, командиров раньше приветливо встречала, а сейчас?

— А сейчас некогда, вон сколько работы в школе. К первому сентября школа должна быть готова, сама белю, крашу.

Каролина уставала за день в школе, но как только наступали сумерки, позабыв об усталости, шла на свидание.

— Медпункт почти готов, побелили уже, видела сама, — говорила она Кирке. — Кто хозяином будет?

Кирка молчал.

— Ты все еще не решился? Нерешительный ты.

— Если бы мне помогал Хорхой…

«Я тебе помогу, милый, любовь тебе поможет!» — хотелось крикнуть Каролине, но она сказала:

— Он мне помогает, дед твой помогает, обещают пристроить один класс в будущем году, потому что, я думаю, скоро семилетка будет в нашем селе.

— И ты останешься здесь?

— Останусь, мне здесь очень нравится. «И я останусь! Милая Карочка, останусь!» — Кара… Что мне делать? Хочу здесь работать, но сама знаешь…

— Знаю.

— Нет, не знаешь, ты ничего не знаешь… — Кирка почувствовал удушье, будто собирался прыгнуть в воду с высокой баржи или с рубки катера.

— Знаю. Из-за жбана и из-за бывшей жены Исоаки, но это глупо…