Амулет Святовита. Первая часть. - [22]

Так, за шутками, земники вошли в гостиную залу. Тут же разом вспыхнули зажженные служками свечи, ярко осветив огромный стол, заставленный снедью. Бортень только крякнул от удовольствия, глядя на все это изобилие лесной земли.

- Ну, хозяюшка, порадовала еси старого воеводу! - сказал он, слегка кланяясь Магде.

Та, усмехаясь, сказала:

- Садитесь, гости дорогие! Милости просим откушать!

- Присаживайся, сосед, - сказал Брыль. - Есть что выпить - а главное, есть и за что выпить! А там как раз и вторая смена блюд подоспеет.

Тяжелой дланью Бортень усадил Лиго между собою и Брылем во главе стола, и, грозно вращая белками глаз, самолично наполнил ему кубок доверху. Когда все земники, шумя и переталкиваясь, расселись у стола, Бортень громогласно возвестил, подняв свой кубок:

- Ну, братья-барздуки, поднимем же хмельные чаши! Ибо сказано еще нашими прадедами в древних писаниях, что земнику положено пить - а без того мы не можем быть!

И под всеобщий гул одобрения и громкого смеха ухнул все содержимое огромного кубка в свое необъятное чрево.

--------------------------

ГЛАВА 4

ПЕРЕПРАВА НА ЛЕСНОЙ РЕКЕ

Вечерело быстро. Солнце не успело напоследок моргнуть своим багровым оком, как тут же упало за небокрай. Из низин поползли клочья сырого сумеречного тумана, окутавшие промозглой пеленой холмы и долы. На западе меж островерхих зубцов соснового бора еще поблескивали пламенистые сполохи почившего светила, отыгрывая зарницами на череде застывших густых облаков, а прямо над головой небесная твердь стремительно меняла свой цвет с задумчивого бирюзового на иссиня-черный. Ночь властно укутывала землю в свой мрачный плащ.

Когда темные покровы ночи заглушили последние отблески заката, стих даже робкий ветерок, неслышно пробиравшийся меж древесных ветвей своей прохладной поступью. Долина утонула в вязкой липкой тишине, словно канула в болотное марево. Захлебнулся в своем шепоте шаловливый ручей, опасаясь своим бестолковым журчанием нарушить сердитое безмолвие. Вокруг царило полное торжество тьмы и успокоения - ни писка, ни звука, ни шороха...

Вдоволь насытившись загробной мрачной мощью, ночь ослабила свою железную хватку, дозволив всему сущему выйти из оцепенения. Первым вздохнул лесной ветер, затем еле слышно забормотал ручей, то ли сердясь на самого себя, то ли оправдываясь за сиюминутные страхи. Возмущенно заскрипели старые вязы, закряхтели сосны и ели, загудели дубы, успокаивая издерганную осину. Когда негодование лесных великанов улеглось, несмело ухнул первый сыч, загалдели наперебой лягушки, удивляясь собственной храбрости, и ночь стала наполняться шорохами и возней.

Любопытные звезды глянули на землю сквозь прохудившийся плащ черноты, оттесняя отары туч за край небосклона. Взбодрившийся ветер пришел зорям на помощь и с удалецким посвистом удвоил напор. Ветхая подкладка неба не выдержала, треснула и вытряхнула из черной торбы звездную россыпь, раскинувшуюся широким рукавом от края до края. Вместе с ней вывалился и круглый месяц, покатился, закувыркался над дремучим бором, зацепился за верхушки сосен и, дернувшись разок-другой, повис над долиной на мохнатой ветке, освещая округу призрачным бледным сиянием.

В ту позднюю ночную пору одинокий всадник осторожно пробирался лесной тропой вдоль небольшой речушки, затерянной в глубине Неманской пущи. Закутан он был с головы до пят в серый, видавший виды дорожный плащ, и лишь время от времени позвякивавшие рыцарские шпоры выдавали в нем человека благородного происхождения. Всадник часто останавливался, всматривался лишь в одному ему известные приметы на тропе, и затем, как будто что-то припоминая, медленно трогался вперед, тихо понукая коня.

На некотором расстоянии от него, немного поодаль, бесшумной тенью след в след скользила в зарослях еще одна фигура. Кралась она по самому краю тропы, прячась за густые ветви кустарников, вздрагивая при каждом позвякивании шпор и замирая, когда всадник останавливался. Не отставая, но и не приближаясь, двигалась она прямо позади ночного путника, словно что-то выведывая и пристально вглядываясь в темноту своей парой глаз, слабо мерцавших желтыми огоньками.

Иной раз всадник, словно чувствуя на себе эти взгляды, мельком оглядывался, но тень, будто зная, когда это произойдет, тут же отступала на шаг назад и растворялась во мраке. Порой и конь фыркал в своем волнении, но хозяин легонько похлопывал его по холке, успокаивая, и вновь пришпоривал. Немного выждав, преследователь вновь бесплотным призраком трогался вперед, принюхиваясь и присматриваясь к каждому шагу путника, пока лесная тропа внезапно не вывела всадника на речной берег. Конь, почуяв воду, в два скачка оказался у самой ее кромки, ступив передними ногами в речную волну и шумно втягивая в себя вечерний прохладный воздух.

- Знаю, знаю, мы уже близко, - сказал всадник, придерживая коня. - Еще немного, и мы окажемся в полной безопасности. Ты получишь свежего сена и овса, а я - горячий ужин и кружку доброго пива!

Умное животное пару раз ударило копытом в песок, словно поторапливая своего хозяина, а тот тем временем распахнул свой запыленный плащ и стал снимать с груди висевший на тяжелой цепи почерневший от времени серебряный рог. Приложив его ко рту, всадник негромко протрубил старинный сигнал егерей, зовущих паромщика на речном перевозе. Однако ночное эхо тут же усилило его многократ и понесло вниз по ленте реки и дальше, над вершинами спящего леса, всколыхнув и перебудив всю округу. На какой-то миг после отзвуков трубного зова наступила звенящая тишина, а затем разом завозмущались лесные великаны, встрепенулся придремавший было ветер и нагнал на берег под копыта коню несколько беспокойных волн.