Амулет - [22]

Генерал мирно беседовал со своим соседом Крахгальдером на широко раскинувшейся и доступной всем ветрам веранде с шестью высокими колоннами. Крахгальдера Пфаненштиль во время своего викариата каждое воскресенье видел в числе прочих церковных старшин Ютикона, восседающих близ алтаря, — все это были люди, известные ему не хуже двенадцати апостолов.

Вертмюллер сидел верхом на стуле, опершись локтями на спинку. В профиль резко обрисовывались его орлиный нос и выдающийся вперед подбородок; красивое же лицо старика Крахгальдера носило, напротив, отпечаток необыкновенной мягкости.

— Надо же было так случиться, — гнусавил старик назидательным тоном, — что мы с вами в одни и те же дни решили составить завещание на случай смерти. Я не делаю из этого тайны; три фунта я оставляю для обновления крыши на колокольне.

— И я не желаю ударить лицом в грязь, — заявил генерал, — и назначу в моем завещании ровно столько же на позолоту нашего флюгерного петуха — птице не стыдно будет сидеть на своем насесте.

Крахгальдер в раздумье отхлебнул вина из стоявшего перед ним стакана и произнес:

— Да, вас не назовешь ревностным прихожанином, но вы человек общественно полезный. Знайте, община возлагает на вас надежды.

— Какие же такие надежды? — полюбопытствовал генерал.

— Вы действительно хотите это знать? Вы не рассердитесь?

— Нет, нисколько.

Крахгальдер помолчал, а затем спросил:

— Быть может, вам было бы удобнее поговорить об этом в другое время?

— Нет другого времени, кроме настоящего. Пользуйтесь же им!

— Вы оставили бы по себе прекрасную память, генерал…

— Я не умаляю значения посмертной славы, — ответил генерал.

Крахгальдер, видя чудака в таком веселом настроении, счел этот момент самым подходящим для того, чтобы выразить заветное желание ютиконцев.

— Ваш лес у Волчьей тропы, господин Вертмюллер… — начал он неуверенно.

Генерал внезапно нахмурился, и старому крестьянину показалось, что надвигается грозовая туча.

— … врезается клином…

— Во что врезается клином? — резко спросил генерал.

Крахгальдер стал соображать, продолжить ли ему наступление или повернуть назад. Он все же решился на первое:

— В наш общинный лес…

Тут генерал одним прыжком вскочил со стула, схватил его за ножку, поднял в воздух и занял боевую позицию.

— Значит, ютиконцы хотят ограбить меня? — закричал он яростно. — Я попал в руки разбойников? — Затем он продолжал уже спокойнее, опустив свое деревянное оружие: — Пустые разговоры, Крахгальдер! Пусть люди выбросят это из головы.

— Все же подумайте об этом, — спокойно сказал старик, — подумайте, господин Вертмюллер.

Крахгальдер поднялся и простился с генералом, пожав ему руку. Вертмюллер проводил его немного; когда он вернулся, перед ним вырос его мавр Гассан. Чернокожий сложил руки в мольбе и на ломаном немецком языке стал просить отпустить его на завтрашний вечер, так как его тянуло к новым друзьям в трактир.

— В тебя вселился черт, Гассан, — выбранил его генерал. — В последнее воскресенье они сыграли с тобой злую шутку.

— Сыграли, — повторил мавр, не поняв выражения. — Чудная быль игра!

— Нет у тебя, что ли, никакого достоинства? Соприкосновение с цивилизацией губит тебя. Ты пьешь вино, точно христианин.

— Нет, ваша милость, игра… игра хорошая быль…

Мавр состроил при этом такую уморительную гримасу и так закатил глаза, что Пфаненштиль, несмотря на все свои усилия, не смог сдержать смех. Поняв, что его присутствие открыто, Пфаненштиль стыдливо выступил из-за дерева и приблизился к генералу со смущенным поклоном.

— Вам чего здесь нужно? — спросил тот командным голосом, смерив взглядом молодого человека с головы до пят. — Вы кто вообще?

— Я двоюродный брат… двоюродного брата… двоюродного брата… — запинаясь, произнес Пфаненштиль.

Генерал нахмурил брови, ожидая продолжения.

— Мой отец был Пфаненштиль, а моя мать покойная Ролленбуц…

— Вы что же, мне всю свою чертову родословную собираетесь пересказать? Что там двоюродный брат! Все люди братья. Убирайтесь к черту! — И Вертмюллер повернулся к нему спиной.

Пфаненштиль буквально оцепенел от генеральского приема.

— Фанен-стиль… — произнес по слогам мавр, как будто желая обогатить свой словарный запас.

— Пфаненштиль? — повторил генерал, становясь внимательнее. — Имя мне знакомо. Стойте, не вы ли сочинили ту диссертацию о символике «Одиссеи» которую я получил вчера?

Пфаненштиль утвердительно кивнул.

— В таком случае вы очень милый человек, — сказал генерал и взял его дружески за руку. — Мы должны познакомиться.

Глава IV

Вертмюллер провел гостя на веранду, усадил за стол и налил ему вина.

— Принял я вас, конечно, по-военному, но вы убедитесь в том, что хозяин я любезный, — сказал генерал. — Вы остаетесь здесь на ночь — даже не спорьте. Нам есть о чем поговорить. Видите ли, любезный, я с удовольствием читал вашу работу…

И Вертмюллер протянул руку за книгой, лежавшей в оконной нише нижнего этажа, образующего заднюю стену веранды; в эту книгу была вложена растрепанная диссертация Пфаненштиля.

— Но сначала я задам вам один вопрос. Почему вы на преподнесенном мне сочинении сделали надпись всего лишь в одну строку, вместо того чтобы откровенно посвятить его мне и написать это посвящение на чистом белом листе крупными печатными буквами? Потому что я не в ладах с вашими коллегами попами? У вас нет характера, Пфаненштиль, вы слабак.