Амстердамский крушитель - [3]

Декок снова хмуро усмехнулся:

— Если, конечно, у них не полно денег.

Стаблинский с ненавистью взглянул на человека, сидящего напротив него. Его щеки постепенно покраснели, а стальные глаза сузились, приобретая кровожадный блеск.

Декок положил книжку на стол и откинулся на спинку кресла. Его лицо приняло задумчивое выражение.

— Мне показалось странным совпадением, — сказал он медленно и задумчиво, — что к обеим жертвам… миссис Линсхот и старине Сэму… убийца или убийцы подкрались сзади. — Он склонил голову и взглянул на Игоря. Ему удалось встретиться с ним взглядом. — Готов поспорить, что у тебя не хватает мужества взглянуть в глаза даже самой слабой жертве.

За спиной Декока резко зазвонил телефон. Инспектор бросил книжку назад в ящик и повернул кресло наполовину, чтобы снять трубку. В тот момент, когда он поднес ее к уху, раздался резкий крик:

— Декок!

Это был голос Фледдера.

Декок снова повернулся к столу и, сразу же осознав опасность, резко крутанул кресло в сторону, одновременно отталкиваясь от стола. Колесики проделали остальную работу, откатив его из опасной зоны. Одновременно телефонный аппарат грохнулся на пол.

Ломик, все еще в полиэтиленовом пакете, со страшным грохотом обрушился на край стола в нескольких дюймах от того места, где только что находилась голова Декока. Пока Фледдер боролся со Стаблинским, инспектор поднял телефонный аппарат и крикнул в трубку:

— Подождите секунду, пожалуйста.

Он держал трубку, пока несколько офицеров, сидевших за соседними столами, помогли выволочь Стаблинского из большой комнаты, где находились детективы. Затем он продолжил разговор, стараясь скрыть легкую дрожь в голосе.

После того как орущего и визжащего Игоря Стаблинского увели два констебля в форме, Декок положил трубку на рычаг. Лицо его приобрело серый оттенок; он был явно выбит из колеи. Положив ладонь на стол, он провел ею по металлическому бортику, обнаружив большую вмятину. Затем взглянул в обеспокоенное лицо Фледдера.

— Спасибо, сынок, — тихо сказал он.

— Я как раз только что вошел, — улыбнулся молодой инспектор.

— Я допустил оплошность, — признался Декок. — Нельзя было оставлять ломик на виду. И мне не следовало допрашивать его без наручников. — Он слабо улыбнулся: — Извини, что я тебя не подождал.

Он глубоко вдохнул и шумно выдохнул. Сердце уже начало биться нормально. Он взглянул на напарника и снова улыбнулся:

— Наверное, теперь мы наконец-то уберем телефонный аппарат из-за моей спины. Он слишком отвлекает. Поставь его туда, где он стоял раньше — на мой стол: так я буду чувствовать себя нормально.

Фледдер все еще выглядел обеспокоенным. Декок улыбнулся, чтобы поддержать его:

— Я понимаю, что телефонный аппарат тут ни при чем. Хотя я точно знал, что мне никогда не следует поворачиваться спиной к Игорю, резкий звонок заставил меня поступить неразумно.

Фледдер сел верхом на стул перед столом Декока:

— Он признался?

Декок отрицательно покачал головой:

— Мне кажется, он скорее предпочтет медленную смерть.

Фледдер нетерпеливо махнул рукой:

— То, что он только что сделал, называется попыткой убийства. Разве это само по себе не признание? Во всяком случае, это доказывает, что Стаблинский способен на убийство… и всегда готов размозжить голову жертве и любому, кто встанет на его пути.

Декок помедлил, прежде чем ответить. Он потер ладонью шею под воротником, будто ему не хватало воздуха, рассеяно заметил, что шея влажная. Подмышки тоже промокли от пота.

— Нам не удастся это использовать в качестве свидетельства в делах миссис Линсхот и Сэма Лайона. Даже средненький адвокатишка сможет объяснить нападение на меня целым рядом причин. Игорь не дурак, а его адвокат более чем компетентен. Скорее всего, эта парочка что-нибудь придумает. Я не удивлюсь, если они еще и жалобу на меня подадут.

— На вас?

— Да.

— На каком основании?

— Применение насилия, например.

Фледдер оторопело смотрел на него.

— Разве вы его били?

Декок рассмеялся:

— Разумеется, нет. Надеюсь, на это у меня ума хватает. Я пальцем до него не дотронулся. — Он пожал плечами. — Но подобные жалобы вообще не нуждаются в правдивых фактах.

Фледдер совсем растерялся.

— Не нуждаются в правдивых фактах? — переспросил он. — Но ложное обвинение преследуется по закону.

Декок широко ухмыльнулся:

— Только не в том случае, когда жалоба направлена против офицера полиции. — Слова прозвучали цинично. — Я ни разу не слышал, чтобы кого-нибудь осудили за ложное обвинение полицейского. Похоже, в Голландии это разрешено.

— Вы разозлили Игоря?

Декок перебирал в уме разговор, глядя в пространство. Он обладал редкой способностью вспомнить после допроса слова, выражения лица и жесты. Затем инспектор отрицательно покачал головой.

— Нет, — задумчиво ответил он. — Временами разговор становился несдержанным. Нельзя сказать, чтобы мы обменивались любезностями, но мне думается, что настоящей злобы я у него не вызвал. Скорее, Стаблинский притворился, что впал в ярость.

— И? — настаивал Фледдер.

— И ты знаешь, что не всегда получается во время допроса оставаться совершенно спокойным. Случаются моменты, когда эмоции грозят тебя захлестнуть — такая уж работа. А Игорь Стаблинский очень умный подозреваемый. Он понимает, что упрямое, глупое отрицание выводит из себя. Как и любой следователь, я начинаю терять терпение, потом выхожу из себя. На этот раз я продолжал допрос, поскольку полагал, что он вот-вот расколется. И тут зазвонил телефон.