Амнезия - [67]

Весь сентябрь и октябрь Бергер провела в коттедже за чтением блокнотов — meisterwerk Риала, книги, которую он писал последние шесть лет после того, как забросил «Лабиринт». Книга носила название «Небеса и ад» и по замыслу автора должна была состоять из двух томов одинаковой толщины. Однако сегодня мы знаем лишь о пятьсоттридцатистраничном «Аде» — собрании афоризмов, историй и притч, выражающих неприкрытый ужас Риала перед реальностью существования,^{24} а от «Небес» остались несколько страничек бессвязного текста в единственном белом блокноте. Существует множество спекуляций на тему того, что рукопись «Небес» была уничтожена или утрачена, но идеальный порядок на письменном столе философа заставляет предположить, что она попросту никогда не была написана. Некоторые критики утверждают, что эти заметки (четырнадцать страниц, для большинства читателей — бессмысленный бред) своего рода код или ключ к прочтению «Ада» наоборот. Другие возражают, приводя в качестве аргумента следующее высказывание философа из «Ада»: «Ад — это место, из которого есть только два выхода: черная и белая двери. Черная ведет в никуда, белая — в небеса».^{25}

Тело Томаса Риала было обнаружено двадцать второго июля 1973 года в глубине леса, обглоданное до костей.^{26} По этой причине оказалось невозможным установить точное время смерти, предположительно наступившей между весной 1970 г. и осенью 1973 г. Мы никогда уже не узнаем, что думал и чувствовал философ в последние дни и часы, но разве сам он не утверждает в «Аде», что прошлое «извечно недосягаемо, навеки потеряно». «Ад» был опубликован по-немецки на следующий год, еще год спустя переведен на другие языки. Критические отзывы на книгу до неприличия льстивы. Томасу Риалу — человеку, который утверждал, что память — не более чем миф, удалось избегнуть забвения.

~~~

Некоторое время Джеймс просто сидел на кровати, пытаясь собраться с мыслями. Перед ним на одеяле лежали тринадцать отпечатанных листов «Жизни и трудов Томаса Риала». Он рассматривал их в неверном свете настольной лампы, недоумевая, что так смущает его в тексте. Прочтя его в первый раз, Джеймс восхитился: какую богатую событиями жизнь прожил этот Риал! Как бы раздобыть его труды!

Однако когда он ввел в строку поиска названия книг, то не обнаружил ни одной ссылки. Джеймс удивился и заказал адрес «Энциклопедия лабиринтус». На экране появилась надпись: «Системе не удалось обнаружить искомый путь». Повторил — все равно ничего. И тогда Джеймс заподозрил подвох.

Подозрения усилились, когда Джеймс перечел статью еще раз. На первый взгляд придраться было не к чему, но между строк проглядывали очертания другой, до боли знакомой истории. Джеймсу не нравилось, что он снова рассуждает как детектив, поэтому, чтобы не строить нелепых умозаключений, он разложил на одеяле листки и принялся изучать каждый по порядку, намереваясь в непонятных местах делать заметки.

Когда он дошел до четвертого примечания, в котором рассказывалось о судьбе Кирстии Элберг, в голове возник образ отходящего от станции поезда. Джеймса охватила печаль. Он хотел даже записать свои ощущения, но передумал. Ощущения были такими смутными и неверными, что если записывать их все, то скоро он потеряется в лабиринте надежд и страхов. Его цель — факты, а не смутные догадки.

Джеймс продолжал внимательно перечитывать статью — слово за словом, фразу за фразой, и внезапно задохнулся от изумления. Автора, обвинявшего (в седьмом примечании) Томаса Риала в убийстве товарища по университету, звали М. Трюви! Совпадение? Вряд ли. Крохотная деталь заставляла сомневаться в правдивости всей статьи. Упоминание Малькольма Трюви было той нитью, потянув за которую Джеймс мог распустить узор целиком. Теперь вся статья казалась ему недостоверной, абсурдной, искусно сфабрикованной. Никакого Томаса Риала не существовало, как не существовало и его многочисленных книг. Зачем кому-то понадобилось придумывать такой громоздкий розыгрыш, спрашивал себя Джеймс. Ответ знал только автор этой мистификации, кем бы он ни был.

Джеймс вспомнил шаги за спиной во время ночной прогулки по пригороду. Кто преследовал его? Кто изводил ложными намеками? Малькольм Трюви, подумал Джеймс и затравленно огляделся. Я невольно напрягся. Неужели Джеймс видит меня, стоящего вне круга света, что отбрасывает лампа, на самой границе сознания? Одно тревожное мгновение мне казалось, что игра окончена, что он раскусил меня, но тут Джеймс вздохнул и выключил лампу.

Нет, не может быть, убеждал себя он, это все усталость. Я становлюсь параноиком. Нужно попытаться заснуть, а с утра все покажется другим. Он посмотрел на часы: 05.50. Джеймс закрыл глаза и мгновенно провалился в сон. В гаснущем сознании успела мелькнуть мысль: завтра — Рождество.

~~~

Проснулся он с ощущением похмелья. Сгреб листки с одеяла и сунул в мусорную корзину. Солипсизм… Томас Риал… что за бред! Нужно меньше пить. Голова болела, во рту пересохло, но когда Джеймс спустился вниз, его охватило радостное возбуждение.

Солнечные лучи окрашивали стены и ковер гостиной в цвет топленого молока, сияли металлические ангелы на елочных ветках. Тикали часы, а если затаить дыхание, то можно было услышать радостное птичье щебетание. Сквозь запотевшее балконное окно виднелся покрытый инеем сад. Под елкой лежали четыре коробочки — наверняка ничего особенного, но завернутые в золотую и серебряную бумагу подарки манили и возвращали в детство. Мир снова был полон волшебства и бесконечных возможностей.