Амирспасалар. Книга II - [29]

Обе царицы и все присутствующие рукоплескали знаменитому поэту. Тамар обратилась к молчавшему амирспасалару:

— А что скажет о франгском сказании наш дорогой гость?

— Государыня, я считаю, что в жизни есть много важного и прекрасного помимо женской любви, — неохотно ответил Захарий.

Тамар подняла высокую бровь, внимательно посмотрела на амирспасалара. А тот невозмутимо продолжал:

— Для истинного рыцаря самая прекрасная дама — его честь! А стремиться он должен к славе своей земли…

Великий шум подняли разгневанные дамы. Было ясно для всех, что батоно Закарэ огрубел в походах и сражениях, перестал чувствовать тонкое и изящное… Удивленно посматривали на друга Руставели. Постукивая ногой в парчовой туфельке, царица Тамар пристально глядела в сад, не обращая больше внимания ни на кого. Почувствовав неловкость, Захарий скоро распрощался и ушел с террасы, где еще долго продолжалось обсуждение горестной франгской повести.

Глава X. ЗОЛОТОЙ СКАКУН

— Много приятнее в царском саду жалостные повести о влюбленных слушать, племянничек, чем по горам таскаться, коням ноги калечить! — ворчал Захарий, стряхивая пыль с кафтана. Рядом с огорченным видом стоял юноша с карими умными глазами. На земле лежал с зажатой между острыми камнями ногой гнедой конь. Его потная кожа мелко и быстро дрожала под чепраком…

Правитель опустился на одно колено и, внимательно осмотрев скакуна, помрачнел:

— Погиб конь! Нога сломана… Ростом, ко мне!

Длинная вереница всадников с луками и арбалетами за плечами медленно поднималась к горному перевалу. Пятисотник издали заметил падение Захария, пришпорил коня и стал пробираться к голове колонны. Недовольно бормотал в усы:

— Говорил ведь, нельзя брать тяжелого венгерца в горы… Эй, там, подать коня государю!

Княжич Хасан горестно смотрел на лежащего скакуна, который тщетно пытался приподняться.

— Жаль коня, дядя Закарэ! — прошептал молодой человек.

Захарий пожал плечами и стал смотреть вниз. По дну ущелья весело текла прозрачная речка. Солнце стояло высоко в безоблачном небе, от белых скал шел нестерпимый жар. Пятисотник спешился и в свою очередь стал осматривать жеребца. Покачав головой, он вполголоса отдал распоряжение начальнику конвоя. Коновод подвел правителю запасного коня, и всадники возобновили движение к перевалу. Пристреленный арбалетчиком конь остался лежать на тропе…

Всю долгую дорогу из Тбилиси Захарий ехал озабоченный: «Как воздух нужны кони, очень много коней для воссоздания конницы армянской. А их мало осталось в Айрарате и Шираке — лучших скакунов угнали при отступлении проклятые сельджуки». И пришлось правителю самому отправляться в Арцах, где с древних времен выращивали золотистых аргамаков — предмет зависти наездников всего Востока, да и не одного Востока…

Через Каянское ущелье Захарий прибыл к берегам Севана. Здесь в Васакашене проживала вдовая сестра. По освобождении Армении Захарий выделил ей в удел Содк, Кашатаг и другие области и присвоил личный княжеский титул. Отсюда и пошли князья Допьяны. Неделю не отпускала от себя могущественного брата Доп. Под конец хозяйка Васакашена попросила брата позаботиться о судьбе осиротевшего старшего сына. Захарию понравился разумный и пригожий племянник, получивший хорошее образование, и он взял Хасана с собой.

Издревле, со времен Ахеменидов, славился конями Арцах. Разве могла без его золотых скакунов быть царицей бранных полей, от Мерва до Босфора, армянская конница?.. Но в годы сельджукского лихолетья с великим трудом уберегли в горах арцахские коневоды своих лучших производителей. А после ослабления власти эмиров Гандзака и Двина, в особенности после разгрома полчищ их покровителя — Абу-Бекра, снова получили коневоды Хачена, Колта, Муганка, Парисоса и Дизака доступ к прекрасным арранским пастбищам, без которых не прокормишь зимой конские табуны. Среди коневодов Арцаха первенствовали князья Хаченские, зорко следившие из замка Хоханаберд за своими обширными владениями.

Жизнерадостный мужчина, с пышной смолистой бородой и румянцем во всю щеку, радушно приветствовал властителя и родича (князь Григор уже успел породниться с могущественными Мхаргрдзели!). Еще в воротах доверительно сообщил:

— Две тысячи самолучших скакунов осенью предоставлю конникам нашим! И за самую малую цену!..

Захарий от души рассмеялся:

— Только молю тебя, Григор, не вздумай дарить им коней! Иначе все замки Айастана скоро перейдут в твое владение… — Захарий помнил историю с отдарком за жеребца Давида Сослана.

Довольно ухмыльнувшись, князь Григор парировал насмешку:

— А то не грех, государь, если прекрасный муж царицын и отдарил мне Гардман. То крепость армянская, еще властителям древнего Утика принадлежала. Как говорится, нас нашим же добром благодетельствуют!..

Усаживая Захария за уставленный яствами и винами стол, славный коневод лукаво улыбнулся:

— Зато завтра, государь великий, такое тебе чудо покажу!.. Сам увидишь… — И, схватив рог с вином, князь Григор громко провозгласил здравицу в честь гостя.

В деннике пахло свежим сеном и конским потом. Солнечные лучи проникали в светлое помещение через большое отверстие в каменной стене, яркими бликами ложились на золотисто-буланый круп кобылицы. Ее безупречное, совершенных форм туловище покоилось на точеных тонких ногах в белых чулках. В ожидании очередной проездки длинный пушистый хвост, более светлого тона, был по-восточному подвязан. Повернув в пол-оборота сухую голову с широкими ноздрями и большими глазами с фиолетовым отливом, кобылица сторожко навострила маленькие уши, радостно заржала навстречу вошедшим, заметалась в стойле…