Амирспасалар. Книга I - [4]

Посмотрев на сумрачного Самвела, она озабоченно спросила:

— А как же с его свадьбой будет?

— Придется отложить, — пробурчал Вазген.

Крестьянин был зол. Усевшись на низкую скамью, он отвернулся к очагу. Староста сел на другую скамью и, понимающе вздохнув, произнес с таинственным видом:

— Ничего не поделаешь, дорогие! Как вы думаете, сколько дорийский Орбели от нашего парона войска потребовал на этот раз?

Вазгена и его семью вопрос этот явно не интересовал. Однако Укан, для важности подняв толстый палец к закопченному потолку, воскликнул тонким голосом:

— Триста! Я говорю — триста! Неслыханно! Невиданно! С тех пор как Хожорни стоит…

Вазген продолжал молчать. От утешительных подсчетов старосты легче не было ни ему, ни хозяйству…

— Подумать только! И половины коней мы не успели пригнать с пастбищ за два дня. Да и оружия не хватает… Все кузнецы работают день и ночь, наконечники к пикам делают. Вот как нам приходится трудно! — возбужденно продолжал Укан.

— Все это так. А урожай кто собирать будет, Укан? Манука на рубеж вы загнали, ничего о нем не знаем, теперь Самвела берете, а ему и восемнадцати нет. Парня женить хотели. А теперь что же получается? Последних людей на войну уводите. Кто хлеб жать будет, спрашиваю? Как я внуков прокормлю? Вот и крестины надо справить, а на что? — гневно воскликнул Вазген.

Укан смущенно развел руками:

— Ну, до жатвы еще далеко. Целых две недели осталось… Не на войну, на смотр в Лори едут парни, скоро вернутся и хлеб успеют собрать!

Вазген со злостью махнул рукой:

— Бог знает, что городишь, Укан! Какой там смотр, коль хлеба на неделю брать велели? А раз война, вернутся ли вообще наши сыновья с похода?

Пока говорили, хлеб стал гореть в печи. Сирануйш бросилась его вынимать.

— Я что сказал? Кончай все дела, готовь сына в поход. Все, что ему нужно, собирай, слышишь? — сердито закричал Вазген.

Самвел молча стоял, прислонившись к дубовому столбу, поддерживающему крышу жилища. О чем он думал?.. Еще хорошо, если в ополчении оставят. А вдруг парон переведет его в замковый отряд? Тогда не скоро вернешься домой… И свадьбу с Астхик расстроили, черти!

Огорчение Самвела, впрочем, было неглубоким. И не удивительно. Брак был, как всегда, решен родителями, и вряд ли больше одного раза удалось юноше побеседовать до свадьбы со своей нареченной…

Староста медленно поднялся со скамьи.

— Так после обедни пусть Самвел с вещами и хлебом к ограде церкви придет. Оттуда с богом двинемся все вместе в замок. Господь да хранит вас! — С этим благочестивым пожеланием Укан исчез за дверью.

Тягостное молчание нарушил громкий плач Ануш — ей было жаль веселого доброго брата.

— Забирают, забирают сыночка моего… — запричитала старуха мать.

Самвел рванулся было к выходу. Окрик отца остановил его:

— Куда ты?

— Попрощаться надо…

— Нечего, нечего! Еще не известно, чьей женой будет Астхик… Иди помоги загнать скотину, а там и в путь собирайся.

Вечерняя прохлада опустилась на селение; быстро надвигалась темная ночь. От одетого резным камнем родника уже отошли женщины с узкогорлыми кувшинами. Со стороны селения потянуло терпким запахом горящего в очагах кизяка. Но все не утихал спор между стариками, рассевшимися в круг на камнях неподалеку от родника.

— Мочи нет, сосед Вараздат! Что делают, что делают… Последнего сына забрали господа на войну, остался я с одними женщинами! Как управлюсь с жатвой, как семью прокормлю? Тебе долг как верну? А ведь еще добрую половину урожая замку отдай! — стонал Вазген.

— Сельджуки придут — без овцы единой останешься, жену с дочерьми в плен возьмут, тебе самому главу снесут! — медленно ворочал языком Вараздат. — Сейчас на камне целым сидишь, много шумишь… Парон Саргис и тебя ведь охраняет, дурья голова!

— Что мелешь, Вараздат? — вскипел Вазген. — А кто в войске у парона, не наши ли все сыновья? И кто кого охраняет, мы ли парона, или он нас? Боже, боже, почему на свете так устроено — нам на господ трудиться вечно? Да еще жирных бездельников попов кормить нам же, а? — кричал Вазген.

— Кто это бездельник, кто жирный? — раздался негодующий голос.

Вазген обомлел. Но было уже поздно — толстый монах в сопровождении старосты Укана протискивался между стариками. Монах дал увесистую оплеуху Вазгену.

— Вот тебе, тондракит[11] несчастный!.. Завтра попляшешь у меня под плетьми на конюшне за язык нечестивый…

Священнослужитель задыхался от злости.

— В самом деле, о чем думаешь, Вазген? На все село слышны твои дерзкие речи, — вступил в разговор Укан. — Не поздоровится тебе от нашего управителя, если тер-Мовсес сообщит…

— Да я говорил только, что в жатву работать некому, дети голодными останутся, подати уплатить не смогу! Опять-таки десятину церкви отдай… Самвела ты сам утром забрал в ополчение… — выворачивался Вазген.

— Богохульник! — гремел вовсю тер-Мовсес. — Не понимаешь, безмозглый, что, кабы не наша святая церковь, тебя не Вазгеном, а Гасаном звали бы, вместо Христа проклятому Мохаммеду кланяться заставили бы? И гореть тебе тогда на вечном огне на том свете… А плетей ты на этом свете уж попробуешь! — добавил злорадно, удаляясь.

…Назавтра вызвали Вазгена в замок на утесе и по приказу управителя отодрали плетьми на конюшне за бунтарский язык. Чуть живым привезли его домой…