Амиго - [7]
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ(пришёл, застёгивает ширинку). Они в член ставят.
ЖАННА. Да? Ну пусть покажет!
Нина курит, хохочет, ходит по коридору.
О, Константин, пощади! (Шарит по карманам). Как я гордилась своим воспитанием! И что? Я кустик обоссаный, я стою и стою, дождь идёт и ветер, а я стою, как дура! А ну покажи! (Нашла деньги, считает, в карман халата прячет). Покажет он, как же! Дождёшься от него! Вот, на хлебушек нам с мамулечкой…
НИНА(смеётся). Я такого концерта сто лет не видела. Я в отпаде просто. Классика! Ну, всё, нет? Наприкидывались? Теперь встали все и пошли. Ну?
КОСТЯ. Я спать хочу, отстаньте!
НИНА. Да мне фиолетово ваше «хочу». Вставать придётся. Я начальник тут.
ЖАННА(плачет). Слатенький, вставай паковаться, она не отстанет!
КОСТЯ. Пакуйте сами, агитаторы! Отвали!
СОФЬЯ КАРЛОВНА. Знайся только с достойными дружбы людьми… Я вот умру скоро, умру, заплачете, да паровоз уехал…
КОСТЯ(кричит под одеялом). Да не заплачем! Лентяюга, я слышу от тебя это двадцать лет! Иди, собирай барахло, ну? Всё я за вас один должен?
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ(шатается, идёт к Нине). Где я вас, всё-таки, видел, а?
НИНА. Я не пью в подворотнях, пенс.
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ. Ведь вы Жужа, так?
НИНА(помолчала). А бритвой по глазам? (Тихо). Иди вон отсюда. Ну?!
СОФЬЯ КАРЛОВНА(вдруг, твёрдо). Я никуда не пойду. Я помру скоро.
Пошла на кухню, села на диванчик, глаза закрыла, не двигается.
ЖАННА(растерянно). Мамулечка, и что? И я одна должна карячиться?
НИНА(рыкнула вдруг). Вон!
Жанна и Григорий Иванович схватили куртки, выскочили в подъезд. Григорий Иванович так и пошлёпал в тапочках.
Вышли на улицу, встали на тротуаре возле окна, топчутся, что-то говорят, ругаются. Жанна нагнулась, в форточку стучит матери, та не реагирует. Собаки лают.
Нина решилась и повесила, наконец, шубу у входной двери. Достала из сумки рулетку, принялась ею что-то вымерять, быстро ходит по коридору, поёт:
КОСТЯ(высунул голову из-под одеяла, нашёл сигареты, закурил). Тебе чего тут?
НИНА. Не тыкать.
КОСТЯ. Мы не уехали, чего тебе тут?
НИНА. Мне надо.
КОСТЯ. Слушай, амиго, наглость умерь? Кончай распальцовку. Тут люди живут, а ты лезешь.
НИНА. Кто люди? Вы? Он? Оно? (Снова закурила). Так и будете лежать, голуби?
КОСТЯ. Ну и наглая, бикса.
НИНА. Я не бикса.
КОСТЯ. Ненавижу.
НИНА. Ой, да что вы? Интересный вы какой. Кого это?
КОСТЯ. Да такое вот быдло, как ты — из грязи в князи которое. А шуба на ней зажиточная! (Смеётся). Хозяйва. Давно подъезды-то мыла? А сейчас — смотри, в джипе едет-разгоняет, мурло вонючее, бандюги, мафиозники. А как были говнами позорными, фунт дыма, отстой — так и остались. Не-на-ви-жу.
НИНА(смеётся, ходит по квартире, меряет рулеткой). Да-а? Что, дорогой, дурной сон приснился? И виновата я? Обращайтесь к попке, которая рядом лежит. Тявкает, главно, баклан, шавка. Собирайся и уё отсюда. Буду ещё обсуждать с такими… Лежит тут, питонит, хорошо ему, гляди. Отползай, сказала, или сейчас подъедет отряд омоновцев и выкинет тебя за руки, за ноги.
КОСТЯ. Да она пьяная, смотри, от неё за километр несёт.
НИНА. Кто? Когда? Где? Вам что, цветные? Поговори ещё так вот со мной, зоо.
КОСТЯ. И что? Пистолет достанешь? Испугала, бикса.
НИНА. Чухан. Зоо. Баклан. Горнист. Надену-ка я шубу, а то тут того и гляди…
Нина надела шубу, ходит по квартире, меряет рулеткой углы, громко поёт.
ПАША(из-под одеяла, хрипло). Выруби её, спать не даёт.
КОСТЯ. Нарисовалась, меряет, а сама в лоскут.
НИНА. Вонь развели! Ну, ничего. Завтра с утра тут — перестройка. Чтоб и не пахло. Мне закупать мебель надо, барную стойку, шторы, гардины, посуду… (Покачнулась, схватилась рукой за стенку.)
КОСТЯ. Ненавижу.
НИНА. Говори, говори, революционер, мне фиолетово. Я не виновата, что вы все — вонючки. Жить, не умеете, работать, только стонать. Фу. Жара какая. Пропойцы. Ненавижу кошек — ворьё и предатели. Только отвернись — что-нибудь со стола сопрут, ходят, гадят. Собака ещё куда ни шло, не предаст. Только не эти тут. Эти тоже гадливые. Смотрят, главно! Что вам?
КОСТЯ. Даже кошек построила, сестра-хозяйка, ишь.
НИНА. Я войду сюда.
КОСТЯ. Иди. Смотри, чтоб родимчик не хватил. Там главная наша помойка.
НИНА. И войду. Это уже всё моё. И шубу не сниму. (Костя смеётся). Ей цена, как ледоколу «Ленин». А эти твари ещё на неё лягут.
Нина уходит в первую от входной двери комнату, что-то там делает, бодро и громко поёт. Костя смотрит на Пашу, смеётся.
КОСТЯ. Ты кто, амиго?
ПАША. Паша.
КОСТЯ. Здравствуй, Паша, радость наша. А я — Костя. Ты откуда?
ПАША. Из «Кенгуру». Мы там были. Я тебя знаю. Тебя «Костяк» зовут. Ты стриптизёр.
КОСТЯ. Правда? Раздеваюсь, что ли? За так или за деньги? (Смеётся). Чего спьяну не сделаешь. Ну и чего? Значит, знаешь меня? А я тебя — нет.
ПАША. Мы с тобой ночью ничё не делали.
Любительскому ансамблю народной песни «Наитие» – 10 лет. В нем поют пять женщин-инвалидов «возраста дожития». Юбилейный отчетный концерт становится поводом для воспоминаний, возобновления вековых ссор и сплочения – под угрозой «ребрендинга» и неожиданного прихода солистки в прежде равноправный коллектив.
Монолог в одном действии. Написана в июле 1991 года. Главная героиня Елена Андреевна много лет назад была изгнана из СССР за антисоветскую деятельность. Прошли годы, и вот теперь, вдали от прекрасной и ненавистной Родины, никому не нужная в Америке, живя в центре Манхэттена, Елена Андреевна вспоминает… Нет, она вспоминает свою последнюю любовь – Патриса: «Кто-то запомнил первую любовь, а я – запомнила последнюю…» – говорит героиня пьесы.
Амалия Носферату пригласила в гости человека из Театра, чтобы отдать ему для спектакля ненужные вещи. Оказалось, что отдает она ему всю свою жизнь. А может быть, это вовсе и не однофамилица знаменитого вампира, а сам автор пьесы расстаётся с чем-то важным, любимым?..
«Для тебя» (1991) – это сразу две пьесы Николая Коляды – «Венский стул» и «Черепаха Маня». Первая пьеса – «Венский стул» – приводит героя и героиню в одну пустую, пугающую, замкнутую комнату, далекую от каких-либо конкретных жизненных реалий, опознавательных знаков. Нельзя сказать, где именно очутились персонажи, тем более остается загадочным, как такое произошло. При этом, главным становится тонкий психологический рисунок, органика человеческих отношений, сиюминутность переживаний героев.В ремарках второй пьесы – «Черепаха Маня» – автор неоднократно, и всерьез, и не без иронии сетует, что никак не получается обойтись хорошим литературным языком, герои то и дело переходят на резкие выражения – а что поделаешь? В почерке драматурга есть своего рода мрачный импрессионизм и безбоязненное чутье, заставляющее сохранять ту «правду жизни», которая необходима для создания правды художественной, для выражения именно того драматизма, который чувствует автор.
Пьеса в двух действиях. Написана в декабре 1996 года. В провинциальный город в поисках своего отца и матери приезжает некогда знаменитая актриса, а теперь «закатившаяся» звезда Лариса Боровицкая. Она была знаменита, богата и любима поклонниками, но теперь вдруг забыта всеми, обнищала, скатилась, спилась и угасла. Она встречает здесь Анатолия, похожего на её погибшего сорок дней назад друга. В сумасшедшем бреду она пытается вспомнить своё прошлое, понять будущее, увидеть, заглянуть в него. Всё перепутывается в воспаленном сознании Ларисы.
В этой истории много смешного и грустного, как, впрочем, всегда бывает в жизни. Три немолодые женщины мечтают о любви, о человеке, который будет рядом и которому нужна будет их любовь и тихая радость. Живут они в маленьком провинциальном городке, на краю жизни, но от этого их любовь и стремление жить во что бы то ни стало, становится только ярче и пронзительнее…