Американский поцелуй - [18]

Фрида покачала головой.

— Все в порядке, дурачок! — Она подняла гитару и вышла.

Чем больше Джереми думал о Фриде, тем больше он сходил с ума.

— Она назвала меня дурачком, — бормотал Джереми, — дважды.

— Что ты там бормочешь? — поинтересовалась Первая Злая Мышь.

Мыши были за кулисами, в гримерке, натягивали и пристегивали головы. Через пять минут должно было начаться субботнее представление. Прошел слух, что в зале будет мэр Филлипоне.

— Ничего, — огрызнулся Джереми.

— Эй, Якс, — окликнул его Бенни Демарко, — не наступай мне на хвост во время масляного танца.

— Не буду.

— Ну а сегодня ты уже наступил.

— Дерьмо собачье! — прорычал Джереми.

Майкл Хью просунул голову в дверь.

— По местам, — скомандовал он.

Джереми тяжело вздохнул.

— Что случилось? — поинтересовался Майкл.

— Четвертая Злая обделалась, — вмешался Бенни.

Джереми показал Бенни средний палец.

— Хорошо, хорошо, — успокоил Майкл. — Расслабьтесь. У нас в зале мэр. По местам.

Мыши засуетились.

Джереми подошел к задней части сцены, где стояла гигантская сырная решетка, и занял позицию позади нее.

Занавес подняли. Публика зааплодировала. Мыши начали свою историю, расхаживая с важным видом по сцене и задирая друг друга. Джереми оставался в темноте. Он появлялся на сцене только через двадцать минут после начала первого акта. На большинстве представлений, дожидаясь своего выхода, Джереми подглядывал сквозь решетку, ища среди зрителей знаменитостей. Этим вечером он высматривал мэра. Вместо мэра он наткнулся на женщину в десятом ряду, с зачесанной на глаза челкой.

— Фрида, — прошептал Джереми.

На ней было темно-красное платье и перчатки до плеч. Рядом с ней сидел красивый мужчина в смокинге, одной рукой державший Фриду за запястье. Другой, свободной рукой, кончиками пальцев он поглаживал ее руку, небрежно и властно.

Джереми нахмурился. «Расслабься, — приказал он себе — расслабься, расслабься».

Но он не мог расслабиться. Фрида не только назвала его дурачком, но и смеялась над ним в необъятной, пронизанной сексуальностью, русской темноте, как будто вошедшей в него. Теперь она здесь, солистка «Больших грязнуль», прячет свой жуткий голос под бордовым платьем и челкой на глаза. Фрида была знаменитостью, видимо, богатой эстеткой из Манхэттена. И она пришла с любовником. Джереми был вне себя.

Он выбежал на сцену на две минуты раньше. Зал взорвался аплодисментами. Остальные семь мышей уставились на Джереми.

Майкл Хью стоял у сцены.

— О нет, — вырвалось у него.

Джереми запаниковал. Он дважды гикнул, что означало начало масляного танца, которого не было в первом акте. Началась неразбериха. Половина Мышей последовала за Джереми и изобразила дрянной масляный танец, остальные подняли лапки в знак протеста. Аудитория засмеялась.

Бенни Демарко в костюме Первой Доброй Мыши приблизился к Джереми.

— Ты все портишь, кретин! — прошипел он.

От злости Бенни пнул Джереми. Четвертая Злая Мышь ответила тем, что столкнула Бенни в маслобойку.

Аудитория стонала от восторга. Драматург, стоявший рядом с Майклом, рвал и метал.

Первая Добрая Мышь начала преследовать Четвертую Злую Мышь. Бенни гнался за Джереми сквозь толпу танцующих, через сырные ворота на нижнюю часть крыши, с которой Джереми столкнул его. Тот упал на двух мышей, свалив их на пол.

Толпа была увлечена, даже те, кто видел шоу раньше и понимал, что все идет не по сценарию.

Джереми задыхался в костюме мыши, его лицо, человеческое лицо налилось кровью.

«Расслабься, — приказал он себе, — расслабься».

Но, как только он подумал об этом, Джереми увидел лицо Фриды. Ее рот раскрылся, раздираемый смехом. Казалось, она зубами жадно кусала воздух, так она завывала. Рот ее любовника тоже не закрывался.

Джереми закрыл глаза, он ненавидел того, кем стал: смешного человека, комика. Он был смешон, его это приводило в ярость, а других умиляло. Эти другие, публика, даже сейчас восторгались им. Они смеялись, показывая на него пальцем. Он не мог этого стерпеть. Он взбежал на крышу.

— Я приехал, — прошипел он.

Джереми дотянулся до мышиной головы, пытаясь отстегнуть ее. Он шлепал себя по лицу, давал пощечины, дергал огромную голову.

— Что он делает? — кричали Мыши внизу.

Майкл Хью и драматург затаили дыхание.

— О боже, — взмолился Майкл.

Зал затих. Четвертая Злая Мышь царапала щеки, видимо пытаясь содрать свой скальп.

Мыши бросились на крышу.

— Не делай этого, — верещала Третья Добрая Мышь.

— Стой, — рявкнула Третья Злая.

— Я приехал, — предупредил Джереми. Он ударил по неподатливой шее, ослабляя петли.

Первая Злая Мышь была в футе от него.

— Образ, — шипел Бенни, — оставайся в образе.

— Я приехал! — закричал Джереми. Он снял последнюю петлю на шее.

«Нет!», — молился Майкл Хью, но было слишком поздно. Публика была в ужасе: обезглавленный, Джереми Якс раскрыл свою ничтожную мышиную сущность.

ОПАЛЫ

Джеймс Бранч наткнулся на опалы в Манхэттене, под землей. В этом чувствовалась рука провидения. Дело было так.

Джеймсу было двадцать пять, он был одинок и застенчив. На его лице выделялись бледно-голубые глаза и поразительно ровные зубы. Он работал бухгалтером на Уолл-стрит, а жил в Примптоне. Каждый вечер после работы он брал такси до «Флэт Майклз», ресторанчика в Ист-Виллидж, где заказывал блюдо под названием «Бизон», «Гаршнеп» или дежурное блюдо, странную стряпню, именуемую «Виттлз».