Американский Голиаф - [82]

– Значит, они и вправду были как в той молитве? – спросила мисс Энтони.

– В Вайоминге, я слыхал, женщинам пока что не дали права голоса, – ответил Гулд.

– Сомневаюсь, что исполины боятся женской эмансипации, – парировала миссис Гарриман.

– Да, но они боятся женских эмоций, – ответил Морган.

– Мы обещали Барнуму минуту молчания, – напомнил Вандербильт. – Тишина пойдет нам на пользу. Я бы предложил закрыть глаза и склонить головы – полагаю, сии мощи достойны большего, нежели грубый гогот.

– Хорошая мысль, – поддержал Эдисон. – Даже люди науки должны время от времени рефлектировать над своими рефлексами.

– Я занимаюсь этим каждое утро, – сказал Билл Твид, – а после заливаюсь джином, чтобы забыть все, что мне рефлекторно померещилось.

Который из исполинов заслуживает вашей лояльности? Я камень. Мои предки – камни. Каменными глазами и ушами я вижу и слышу с такой ясностью, которую вы не в состоянии представить. Как и нашего хозяина мистера Барнума, меня забавляет мой вид. Но поскольку Титан стар, как Бог, и умирает от скуки, его трудно чем-то удивить. Он знает все ваши шутки. Правду сказать, единственная моя услада – перемены. Я принимал множество форм, но никогда столь нелепых, как нынешняя. Эти ваши тушки осмелились признать меня своим – и смех и грех. Спасибо за веселье, впервые за тысячу лет. А теперь новость. Ваш мир обречен на угасание. Солнце, что дает вам жизнь, сожрет вас, как свинья, а после превратит в газ. И ваша, и моя судьба – закончить свой век небесной вспышкой. Поразительнее всего слухи, что такие хрупкие существа, как вы, сумеют, если повезет, зацепиться за звезды. Таким образом ваша порода избежит уничтожения и, подхватив камешки, а может, память скал, удерет в новуюгалактику. Из-за сей крупицы надежды я весьма и весьма заинтересован в вашем выживании. Даже Титан не желает забвения. А поскольку наши судьбы предопределены и неразделимы, ими стоит заняться. Ирония же вот в чем: дабы появилась надежда все это вынести, нужно ускорить затухание. В комфорте вы будете только жрать, спать и совокупляться. Страх и ненависть пробуждают ваши лучшие таланты. Чтобы вы ожили, планета должна содрогнуться. Потому я говорю вам: помогите! Как это лучше сделать? Ваши мудрецы уже знают. Отвергайте удовольствие в любой форме. Пьянство, курение, чревоугодие. Соединяйтесь только для продолжения рода. Кайтесь, бичуйтесь, упражняйтесь порезвее, пока боль не назовется счастьем. Награда за такую жизнь – невиданный выброс чистой энергии, достаточный, чтобы превратить ваши города в перемалывающие плоть динамо-машины и токсичные башни, полные перепуганных работников. Призывайте ваших граждан к вселенскому братству, но каждого трутня держите отдельно, как зародыш в банке с образцами. Предоставьте им мирно плыть сквозь иллюзию прогресса. Лелейте схожесть, корректность, промывайте сознание. Поощряйте накопительство. Приделайте глаза ящикам, чтобы выслеживали несогласных. Услышав смех, давите его до визга. Натравливайте расу на расу, пусть воняет воздух. Объявите паранойю лекарством от рака. Испортите все, и быстро. Заставьте ученых найти способ унести вас от той роскошной грязи, которую породит ваше великолепие. Когда с деревьев закапает кислота, вы обретете настоящий Эдем. Ибо истинная Книга Бытия воспевает отвагу тех, кто ищет крупицу лучшего в иной вселенной, там каменный бог будет велик и недоступен. И конечно, пока вы готовитесь к этому восхитительному переезду, не забывайте увеличивать прибыль, уменьшать налоги и беречь детей от грязи и дурных мыслей. Титан понятно излагает?

Барнум приказал квинтету играть бодрую мелодию, но гостей не интересовали танцы. Сад Нибло быстро опустел.

Музыканты разошлись, и Барнум, оставшись наедине с Титаном, вдруг почувствовал себя затасканным, как собственные остроты. Вечер выпотрошил его, оставив одну угрюмость. Барнум сидел в одиночестве, сталкивая друг с другом вопросы о смысле и о цели, размышляя, как бы провести с ощутимым толком годы своей осени. Совсем недавно Дж. П. Морган, отведя его в сторону, поинтересовался, с тем ли же пылом, что и чужие развлечения, лелеет Барнум свои политические амбиции. Ф. Т. выдавил из себя короткий ответ, после чего Морган сообщил по секрету, что имя Финеаса Барнума с большой любовью упоминалось на текущей дискуссии о подходящем кандидате в соперники Гранту. Тут в пределах слышимости появился Зипмайстер из «Горна», и разговор пришлось прервать.

– Отнеситесь к моим словам со всей серьезностью, Ф. Т.

– Да, спасибо, Дж. П., непременно.

Когда-то он весьма живо представлял себя в Белом доме; образ, потускневший было после проигранных выборов в конгресс, обретал теперь свежие краски. Барнум знал, что у него вполне президентский склад ума. Он похож на отважного капитана, способного привести кренящийся государственный корабль в надежную гавань. Но – как спросил его однажды нахальный репортер – отдадут ли американцы голоса за национальный символ надувательства?

– Может, да, а может, и нет, – прошептал вслух Барнум. – Поздно рисовать на леопарде новые пятна.

Никогда не поздно учить старого пса новым трюкам. Что? если Принц Надувательства превратится в друга детей? Кто не любит ребятишек? Цирк, Барнум, – вот твой выход. Дерзкий и чистый блеск. Родительское счастье. Отличный способ запугать хнычущих малюток и утопить их в избытке чувств. А заодно продать сладкую вату, чтобы розовели щечки. Говори о служении обществу! Отличный наряд для публичной персоны. И клоуны в день выборов. Отец Барнум – наш президент! Мы вместе въедем в историю. Титан – со слоном на широкой спине, ты – на спине травмированного детеныша!