Американские рассказы и повести в жанре «ужаса» 20-50 годов - [5]

Когда Вард стал немного старше и уже отваживался на более рискованные походы, он иногда спускался в этот рукотворный водоворот покосившихся, готовых рухнуть домишек, сломанных шпангоутов, угрожающе поскрипывающих ступеней, шатающихся перил, сверкающих чернотой лиц и невероятных запахов; он проходил от Саут Мейн до Саут Уотер, забредал в доки, где до сих пор стоят, прижавшись друг к другу бортами, древние пароходы, и возвращался северной дорогой по берегу, мимо построенных в 1816 году складов с крутыми крышами, мимо площади у Большого Моста, на пролетах которого возвышается еще крепкое здание городского рынка. На этой площади он останавливался, впитывая в себя пьянящую красоту старого города, раскинувшегося на востоке в смутной дымке тумана, который прорезали шпили колониальных времен, и подобно Лондону с его храмом Святого Павла, увенчанного массивным куполом новой церкви Кристиан Сайенс. Больше всего ему нравилось приходить сюда перед закатом, когда косые лучи солнца падают на здание рынка, на стройные колокольни и ветхие кровли на холме, окрашивают все в золотые тона, придавая волшебную загадочность сонным верфям, где некогда бросали якорь торговые корабли, приходившие в Провиденс со всего света. Наконец, чувствуя, как после долгого созерцания кружится голова от щемящей любви к этой прекрасной картине, поднимался по склону и уже в сумерках шел домой мимо старой белой церкви, по узким крутым улочкам, где сквозь маленькие окошки и двери, расположенные высоко, над двумя маршами каменных ступеней с перилами кованого чугуна, уже просачивался желтый свет.

Позже он часто оказывал предпочтение резким контрастам. Часть своих прогулок посвящал расположенным к северо-западу от своего дома, на нижнем уступе холма Темперс Хилл, пришедшим в упадок районам колониального периода с их гетто и негритянским кварталом, которые лежали вокруг станции, откуда до Революции шли почтовые кареты до Бостона. Потом отправлялся в южную часть города, царство красоты и изящества, на Беневолент, Джордж, Павер и Уильямс Стрит, где зеленые склоны хранят в первозданном виде роскошные особняки и обнесенные стеной сады, а подниматься надо по крутой, затененной густой зеленью дороге, с которой связано столько приятных воспоминаний. Такие походы, вкупе с прилежным изучением документов, бесспорно способствовали тому, что Вард приобрел необычайно широкие знания во всем, имеющим отношение к старине, и в конце-концов зти знания полностью вытеснили из рассудка юноши современный мир; они же подготовили почву, на которую зимой 1919–1920 года пали семена, давшие столь необычные и страшные всходы.

Доктор Виллет уверен, что до злополучной зимы, когда были отмечены первые изменения в характере Варда, его увлечение прошлым не содержало в себе ничего патологического и таинственного. Кладбище привлекало его лишь оригинальностью памятников и исторической ценностью, в юноше полностью отсутствовала жажда насилия, не проявлялись какие-либо примитивные инстинкты. Но потом, постепенно и почти незаметно, начали обнаруживать себя любопытные последствия одного из самых блестящих генеалогических открытий Чарльза, которое он сделал год назад, выяснив, что среди его предков по материнской линии был некий Джозеф Карвен, проживший необычайно долгую жизнь. Карвен приехал в Провиденс из Салема в марте 1692 года, и о нем ходило множество странных, внушающих ужас слухов.

Пра-прадед Варда-младшего, Велкам Поттер, в 1785 году взял в жены некую Энн Тиллингест, дочь миссис Элайзы, наследницы капитана Джеймса Тиллингеста, о котором в семье не осталось никаких сведений. В 1918, за два года до первого своего перерождения, молодой любитель истории, особо интересовавшийся генеалогией, обнаружил во время изучения подлинных городских актов свидетельство о подтвержденной местными властями перемене фамилии, согласно которому в 1772 году миссис Элайза Карвен, вдова Джозефа Карвена, пожелала вернуть себе и своей семилетней дочери девичью фамилию — Тиллингест, “…понеже имя ее почившего Супруга звучит как Упрек в устах местных жителей по Причине того, что открылось после его Кончины; последняя подтвердила дурную Славу, за ним укрепившуюся, во что не могла поверить верная Долгу своему законная его Супруга, пока в Слухах сих была хоть тень Сомнения”. Чарльз увидел запись совершенно случайно, разлепив две страницы в книге официальных актов, которые специально и довольно тщательно склеили, а затем пронумеровали как один лист.

Вард сразу понял, что обнаружил неизвестного прапрадеда. Открытие взволновало его вдвойне, потому что ему уже приходилось слышать кое-что о Карвене и находить среди старых текстов неясные намеки, относящиеся к этой загадочной личности, о которой почти не сохранилось доступных сведений; отдельные документы обнаружены лишь недавно. Создавалось впечатление, что существовал какой-то заговор, имевший целью полностью изгнать из памяти жителей города имя Карвена. Но дошедшие до нас устные свидетельства и сохранившиеся бумаги казались настолько странными и даже пугающими, что невольно будили желание разобраться, что на самом деле так упорно пытались вычеркнуть из своих анналов и предать вечному забвению составители городских хроник колониальных времен — надо полагать, у них имелись достаточно веские причины.