Американские рассказы и повести в жанре «ужаса» 20-50 годов - [2]

С точки зрения психики Чарльза Варда тоже можно считать единственным в своем роде. Его безумие не походило ни на одну из известных докторам душевных болезней, даже описанных в новейших, самых подробных и признанных в научном мире исследованиях, и сопровождалось настоящим расцветом умственных способностей, которые превратили бы его в гениального ученого или великого политика, не прими они столь неестественную и даже уродливую форму. Доктор Виллет, домашний врач Вардов, утверждает, что объем знаний его феноменального пациента обо всем, что выходит за пределы мании, с начала болезни неизмеримо возрос. Нужно сказать, что Чарльз всегда питал склонность к наукам и особенно к изучению старины, но даже в самых блестящих из его ранних работ нельзя найти ту удивительную прозорливость, умение проникнуть в самую сущность предмета, которую он обнаружил в разговорах с психиатрами. Молодой человек выказывал такую живость ума, такие обширные знания, что добиться согласия на помещение его в лечебницу удалось с большим трудом; и только благодаря свидетельствам посторонних и из-за странного незнакомства с самыми элементарными вещами, что при его способностях казалось просто невероятным, Чарльза наконец передали под наблюдение психиатров. До самого исчезновения он читал запоем и был блестящим собеседником, насколько позволял ему голос, и те, кто гордились своей проницательностью, но оказались неспособны предвидеть бегство пациента, во всеуслышанье утверждали, что юношу очень скоро выпишут.

2.

Только доктора Виллета, который помог Чарльзу Варду появиться на свет и с тех пор наблюдал за физическим и духовным развитием юноши, казалось пугала даже мысль о близком освобождении его питомца. Доктору пришлось пережить немало страшного и сделать некое чудовищное открытие, о котором он не решался рассказать скептически настроенным коллегам. По правде говоря, роль, которую Виллет сыграл в судьбе Чарлза, довольно загадочна. Он был последним, кто видел пациента накануне предполагаемого бегства, а когда вышел из палаты, на лице его застыли одновременно облегчение и ужас. Многие вспомнили об этом спустя три часа, когда обнаружилось, что Вард пропал. Само исчезновение так и осталось тайной, которую никто в лечебнице не сумел разрешить. Ключом к ее разгадке могло бы послужить распахнутое окно, но оно выходило на отвесную стену высотой в шестьдесят футов. Так или иначе, после разговора с доктором молодой человек бесследно исчез. Сам Виллет не представил каких-либо объяснений, но странным образом казался спокойнее, чем до бегства Варда. Чувствовалось, что он охотно рассказал бы о пациенте намного больше, но опасался, что ему никто не поверит. Доктор еще застал юношу в его комнате, но вскоре после ухода посетителя санитары долго стучались в дверь, так и не дождавшись ответа. Войдя в палату, они увидели лишь кучку голубовато-серого порошка, от которого едва не задохнулись, когда холодный апрельский ветер, дувший из открытого настежь окна, разнес его по всему помещению. Правда, рассказывали, что незадолго до исчезновения страшно выли собаки, однако это случилось чуть раньше, когда доктор Виллет еще не вышел из комнаты; потом они успокоились. О чрезвычайном происшествии тотчас же сообщили отцу Чарльза, но он, казалось, совсем не удивился, скорее опечалился. Когда доктор Вейт лично позвонил Варду-старшему, с ним уже успел поговорить Виллет; оба решительно отрицали, что имеют какое-либо отношение к бегству. Их близкие друзья поделились некоторыми сведениями о пропавшем юноше, но рассказы изобиловали такими фантастическими деталями, что поверить им оказалось невозможно. Единственным достоверным фактом остается то, что до сего времени так и не обнаружено никаких следов пропавшего безумца.

Чарльз Вард с детства отличался любовью к старине; ничто не могло поколебать в нем интереса к освященному веками родному городу, к реликвиям прошлого, множество которых хранилось в старинном доме его родителей на Проспект-стрит, расположенном на самой вершине холма. С годами росло его преклонение перед всем, связанным с прошлым; наконец, изучение истории, генеалогии, архитектуры, мебели и ремесел колониального периода вытеснило другие увлечения. Эти склонности необходимо учитывать при анализе его душевной болезни, ибо хотя они и не стали источником, но сыграли важную роль в ее проявлениях. Все отмеченные психиатрами провалы в памяти относились к современности и компенсировались обширными знаниями о вещах, связанных с прошлым, хотя эти знания тщательно скрывались и обнаружились лишь благодаря тщательно продуманным вопросам врачей. Пациент буквально переносился в отдаленные века, словно обладал неким подобием ясновидения. Удивительно, но Вард больше не выказывал никакого интереса к своему давнему увлечению, антиквариату. Казалось, он потерял всякое почтение к старине, как к чему-то обыденному и даже надоевшему, а все его усилия направлены на то, чтобы овладеть общеизвестными реалиями нынешней жизни, которые, как убедились врачи, полностью изгладились из его памяти. Он старательно скрывал свое странное невежество, но все наблюдавшие за ним ясно видели, что выбор книг и тем для разговора отмечен лихорадочным стремлением приобщиться к современности, собрать как можно больше сведений о забытой им собственной биографии, об особенностях быта и культуры нашего столетия, хотя он не мог не знать все это, ибо родился в 1902 году и получил прекрасное образование. После его исчезновения психиатры удивлялись, как удалось беглецу, почти не разбиравшемуся в сложностях нашего общества, приспособиться к нему. Некоторые считали, что он “ушел в подполье” и затаился, смирившись с самым примитивным существованием, пока не сравняется знаниями со своими современниками.