Американские просветители. Избранные произведения в двух томах. Том 2 - [92]

В то время, когда были написаны эти книги, книгопечатания не знали, и, следовательно, не могло быть публикации иначе, как в рукописных копиях, которые любой мог написать или заменить по своему вкусу, назвав их подлинниками[25]. Можем ли мы предположить, чтобы всемогущий вверил себя и свою волю таким ненадежным средствам, как эти, можем ли мы слепо полагаться на такие сомнительные вещи? Мы не можем ни сделать, ни изменить, ни даже воспроизвести один-единственный стебелек травы, созданный богом, и, однако, мы можем изменять слово божье так же легко, как слова человека.

Около трехсот пятидесяти лет после того времени, когда, как говорят, жил Христос, в руках различных лиц [уже] имелось несколько разрозненных писаний того рода, о которых я говорю. Когда же церковь стала превращаться в иерархию, или церковное государство, наделенное светской властью, она взялась за то, чтобы собрать их в кодекс, в виде которого мы их теперь имеем, названный Новым заветом. Было решено голосованием, о чем я уже говорил прежде в первой части «Века разума», какие писания из собранной ими коллекции должны быть словом божьим, а какие нет. Относительно Библии тот же вопрос был решен голосованием еврейских раввинов еще раньше.

Поскольку целью христианской церкви, как и всех национальных церковных институтов, были власть и доходы, достигавшиеся средствами устрашения, естественно предположить, что самые чудесные и удивительные из писаний, собранных ими, имели наибольшие шансы получить большинство голосов. Что же касается подлинности книг, то голосование заняло ее место, ибо она не может быть прослежена дальше.

Однако среди людей, именующих себя христианами, шли ожесточенные споры не только относительно различных пунктов учения, но и относительно подлинности книг. В споре между лицами, именуемыми св. Августин и Фауст, около 400-го года^{53}, последний говорит: «Книги, называемые евангелиями, были сочинены намного позже времени жизни апостолов какими-то темными людьми; последние, боясь, что мир не поверит их рассказам о фактах, которых они не могли знать, опубликовали их под именем апостолов. Книги эти столь полны вздора и противоречивых сообщений, что между ними нет ни согласия, ни связи».

В другом месте, адресуясь к защитникам взгляда, согласно которому эти книги — слово божье, он говорит: «Случилось так, что ваши предшественники вставили в писания нашего господа много такого, что хотя и носят его имя, но не согласуется с его учением. Это не удивительно, ибо мы уже часто показывали, что эти книги не были написаны ни им самим, ни его апостолами, но что они по большей части основаны на сказках, смутных сообщениях и соединены вместе — я не знаю кем, но, видимо, полуиудеями — в малом согласии друг с другом. Тем не менее они опубликованы под именем апостолов нашего господа, и, таким образом, авторы приписали им свои собственные ошибки и ложь»[26].

Из этих выдержек читатель видит, что подлинность книг Нового завета отрицалась, а сами книги рассматривались как сказки, подделка и ложь в те времена, когда они ставились на голосование как слово божье[27]. Но интересы церкви с помощью костра сломили оппозицию и в конце концов подавили всякое исследование.

Чудеса следовали за чудесами, если мы в то поверим, и людей научили говорить, что они верят, независимо от того, верили они или нет. Однако (открыв дорогу мысли) Французская революция лишила церковь власти совершать чудеса; церковь оказалась не в состоянии с помощью всех своих святых совершить после начала революции хотя бы одно чудо, а поскольку она никогда не испытывала большей нужды в чудесах, чем сейчас, мы можем и без божественной помощи заключить, что все ее прежние чудеса представляли собой фокусы и обман.

Если мы примем во внимание более чем трехсотлетний промежуток времени, прошедший со времени, когда якобы жил Христос, до того, когда Новый завет был сведен в одну книгу, мы и без помощи исторических свидетельств должны будем увидеть сомнительность его подлинности. Подлинность книги Гомера, поскольку речь идет об авторстве, гораздо лучше установлена, чем подлинность Нового завета, хотя Гомер на тысячу лет старше.

Написать книгу Гомера мог только чрезвычайно хороший поэт, а потому небольшое число лиц могло попытаться сделать это. Человек же, способный это сделать, не упустил бы свою собственную славу, уступив ее другому. Подобным же образом мало кто смог бы составить Евклидовы «Начала», ибо автором этой работы не мог быть никто, кроме чрезвычайно хорошего геометра.

Что же касается книг Нового завета, особенно тех частей, где рассказывается о воскресении и вознесении, то их мог написать любой, кто может рассказать историю о приведении или о явлении человека, ибо история рассказана прескверно. Поэтому имеется в миллион раз больше шансов в пользу подложности Нового завета, чем в случае с Гомером или Евклидом.

Каждый из многочисленных нынешних попов или проповедников, епископов и прочих может составить проповедь или перевести латинский отрывок, особенно если он был переведен уже раньше тысячу раз; но способен ли кто-нибудь из них написать так поэтично, как Гомер, или так научно, как Евклид? За малым исключением, вся их ученость сводится к