Американские партизаны - [4]

Но вместо того, чтобы вернуться в отель, он продолжал стоять, не зная, на что решиться.

Однако в чем же состояла истинная причина его колебания? Единственно в том, что все его мысли были заняты несчастной любовью к Луизе Варвельде. «Что ей до того, — говорил он себе, — приду я к ней ужинать или нет?» Накануне дон Игнацио пригласил его к ужину, и он ответил согласием. Но после ему довелось быть свидетелем сцены, которая заставила его пожалеть о своем решении. Он застал Карлоса Сантандера шептавшим на ухо Луизе слова, — конечно, слова любви! — так как они заставили молодую девушку вспыхнуть. Он не имел ни малейшего права требовать у Луизы отчетав ее поведении.

Он видел дочь своего учителя не более десяти раз, когда приходил брать уроки. Иногда они обменивались ничего не значащими фразами о погоде, об испанском языке, о Новом Орлеане, в котором оба были иностранцами. Один только раз он уловил у нее большой интерес к разговору: когда, говоря о путешествиях, сказал, что собирается в Мексику. При этом он принялся рассказывать все, что слышал о мексиканских женщинах, довольно наивно заметив, что жизни его там грозит меньше опасности, чем его сердцу. Кернею тогда показалось, что она прислушалась к этой фразе с особенным вниманием. — Да, дон Флоранс, — ответила она меланхолически, — вы увидите в Мексике много такого, что оправдает ваши ожидания. Мои соотечественницы действительно красивы, даже слишком красивы. Увидя их, вы скоро забудете…

Сердце Кернея забилось, он ожидал услышать «Луизу Вальверде». Но девушка закончила фразу словами:

— …Нас, бедных изгнанников.

И все же в ее голосе было что-то, глубоко тронувшее Кернея. С тех пор он предавался сладким мечтам и надеждам, которые вдруг разом исчезли, когда он застал Луизу выслушивающей нашептывания Карлоса Сантандера. Этого было достаточно, чтобы изгнать из сердца Флоранса всякую надежду и заставить его откликнуться на воззвание. Вот настоящая причина, почему он присоединился к партизанам и стал их начальником.

Молодой ирландец, все еще сильно огорченный, делал несколько шагов, затем останавливался, разговаривая сам с собою:

— Увижу ли я ее? Но почему же нет? Если она для меня потеряна, я ничем не рискую, желая насладиться ее обществом. Ведь не стану я от этого ни более, ни менее несчастлив. Какое-то впечатление произведут на нее мои новые лавры? Сказать ей разве, что я собираюсь предать все в Мексике огню и мечу? Если она любит свою страну, мое намерение ужаснет ее, и, если она ко мне равнодушна, ее горе будет как бы моим отмщением…

Надо признаться, что для влюбленного, идущего на свидание со своей милой, это были довольно странные мысли. Но если принять во внимание все сказанное выше, то они могут показаться довольно естественными, и Флоранс, не раздумывая более, отправился к дону Игнацио Вальверде.

5. ПРЕДНАМЕРЕННЫЙ ВЫЗОВ

Дон Игнацио Вальверде жил в маленьком домике на улице Казакальво. Это была деревянная постройка во франко-креольском стиле, одноэтажная, с окнами, выходящими на низкую веранду. Дон Игнацио был единственным жильцом в этом доме, у него была только одна служанка, молодая мексиканка смешанной крови, наполовину белая, наполовину индианка, то есть метиска. Средства дона Игнацио не позволяли ему держать прислуги больше. Ничто, впрочем, не указывало на его бедность. Гостиная была невелика, но хорошо меблирована, книги, арфа, гитара и ноты изобличали утонченные вкусы хозяев. Луиза Вальверде искусно играла на обоих инструментах, весьма распространенных в ее стране.

В этот вечер дон Игнацио, оставшись наедине с дочерью, попросил ее спеть что-нибудь под аккомпанемент арфы. Она выбрала один из романсов, которыми так богат язык Сервантеса, знаменитую песню el Trovador. Но мысли мексиканской сеньориты были далеки от музыки. Едва она кончила петь, как покинула гостиную и вышла на веранду дома. Спрятавшись там за занавесью, скрывавшей ее от взоров прохожих, она, казалось, кого-то ждала. Так как она знала, что отец пригласил Флоранса к ужину, можно было подумать, что она ждала именно его.

Если это действительно так, каково же должно было быть ее разочарование, когда она увидела подходящим к дому совершенно другого человека! Раздался звонок, и Пепита, служанка, побежала отворять дверь. Затем послышались шаги по ступенькам, ведущим на веранду. Молодая девушка вернулась в гостиную. Жара была в тот вечер особенно удушлива, и дверь оставили приоткрытой, чтобы дать доступ воздуху. Выражение недовольства, почти грусти появилось на лице Луизы Вальверде, когда при свете луны она узнала Карлоса Сантандера.

— Rasa Usted adientro, senor Carlos, — сказал дон Игнацио, заметивший посетителя через окно. Минуту спустя креол уже входил в гостиную, и Пепита подавала ему стул.

— Мы не предполагали иметь удовольствие видеть вас сегодня, тем не менее милости просим!

Несмотря на кажущуюся любезность этого приветствия, в нем все же звучала неискренность. Было ясно, что в этот вечер Сантандер пришел некстати. Холодный прием, оказанный ему Луизой, выражал то же самое: вместо того, чтобы встретить гостя с улыбкой, молодая девушка сдвинула брови и так сурово посмотрела на него, что не могло быть сомнения в ее неприязни. Не его, очевидно, поджидала она, прячась за занавеску. Действительно, приход Сантандера был одинаково неприятен как отцу, так и дочери. Оба, хотя и по разным причинам, не желали, чтобы он встретился с ожидаемым ими гостем.