Американские мемуары - [28]
Они не все такие. Я знаю, что в Америке есть нормальные Белые люди. Они водят большие машины-траки и работают на фермах. Они занимаются делом, и у них большие мозолистые сильные руки. У них красивые белобрысые дети. Смотрели фильм «Патриот» с Мэлом Гибсоном? Такие семьи есть. Мне жаль, что не удалось побывать в глубинной Белой Америке.
Рядом со мной идет Кайл – я уже писал, что этот человек стал моим хорошим товарищем на чужбине. Он умеет мыслить. В отличие от большинства населения Америки. Рядом со мной идет Крис – черномазый дружок. Чернее ночи. Я посчитал, что здесь или там за общение с негром в познавательных целях мне не пришьют косяк. Врага надо знать. Это было обоюдное решение. Тем более такого распиздяя-добряка невозможно ненавидеть. Над ним можно бесконечно угорать и стебаться.
А еще рядом Кончита. Мне ее по-человечески жалко. Нищета, за душой ни пенса, три дня питалась крадеными бананами… Жалкая и ничтожная, то, что ее взяли с собой в Нью-Йорк – тема для многочасовых разговоров с многотысячной армией родственников. Пусть так.
А мне уже все до лампадки. Я скоро улетаю. Меня ничего, абсолютно ничего не связывает с этой землей, с этой страной. Поэтому я иду по улицам Манхэттена и открыто смеюсь в рожи проходящих навстречу гоблинов. Посмотри на свое убожество, мразь. Ты ниже, гораздо ниже обычного крестьянина из глубинки моей Родины, потому что ты – генетически больной мусор, плод извращенной похоти дегенератов, больной на голову и на тело ублюдок. И если тебе навстречу идет русский парень и открыто ржет тебе в поганую морду – отходи. Так они и делали.
В процессе смеяться начинаем мы все, Кайл грохочет своим басом, Крис хихикает, щерясь белыми зубами. Мы идем на север. Даунтаун кончился, выходим на Бродвей.
- Сюзан, смотри, Бродвей, например. А у вас в Гондурасе есть Бродвей?
- Как красиво! – Кончита в восторге, - а мы пойдем смотреть мюзикл?
- Хуюзикл! Нет, конечно, мы пойдем сейчас жрать и искать ликеро-водочный.
До 46 улицы, до главного вокзала, Манхеттен – это сеть мелких лавок, пиццерий, сувенирных, тату-салонов и салонов красоты, забегаловок и прочей мелкой ерунды. После 46 улицы до Центрального парка начинаются дорогущие офисы и банки, посольства и представительства. Жилье там стоит таких денег, что у меня сил не хватит столько нулей набивать на клавиатуре.
Мы поели в какой-то итальянской пиццерии, причем Кончита опять была в восторге, мы ей накупили кучу еды и напитков. Дитя экваториального мира было на седьмом небе.
Ну а потом мы нашли вино-водочный лабаз.
Вы водку на пляже из резиновой шапочки для купания под палящим солнцем не пили? А зря… Потому как очень своеобразный опыт. Я вот сейчас сижу в морозные дни января 2008 года, создал себе полумрак, всех выставил из дома, чтобы не мешались мне, понимаешь, писать про великие мои похождения, и пытаюсь вспомнить, как это было. Как мы распивали спиртные напитки в Нью-Йорке. Вроде что-то вспоминается, хотя более яркие впечатления оставила дорога обратно, но об этом позже. Итак, по порядку.
Сначала мы засели на какой-то детской площадке в районе 35 или 37 улицы. Между 7 и 8 авеню, по-моему. Там был небольшой закуток между домами, с парой качелей, горкой. Главное, там было абсолютно пусто. Я не люблю людей. Я не люблю сборищ, шумных концертов или кабаков. По мне лучше засесть в лесочке на бревнышке или на скамеечке в парке. Или на берегу речки. Чтобы никто не мешал, чтобы любопытные не водили своими щщами направо-налево. Уже здесь, по приезду меня не раз обвиняли в радикальной мизантропии. Да, это правда.
- Классный денек,- в шуршащем пакете бутылка водки, два коктейля для Кончиты, пластиковые стаканчики и литр Кока—колы (ничего не напоминает - ?), - давай, Крис, расставляй стаканы, что спишь?
- Я никогда не пил в Нью-Йорке.
- Я пил и не раз. Один, - и я пустился рассказывать про то, как шлялся один по Манхэттену, пил водку в телефонных будках. На мне тогда были, как, собственно, и в этот день, скам-штаны защитного цвета, из одного набедренного кармана которых торчала початая бутылка Смирноффки, из другого – запивка. Я был небрит и в меру пьян. В ушах – громыхал тру-блэк, глаза сочились ненавистью, на солнце сиял в лучах солнечного света значок «Моя Честь – Верность», подаренный одним моим другом-музыкантом. Тогда я дошел до мощной кондиции и, продаблившись на Главном Вокзале, шел мимо сверкающих стеклянных офисов, прихлебывая уже на ходу, не таясь и не ныкаясь в будки. А на обратном пути на 9-й Авеню завернул на пип-шоу, - это отличный способ узреть мерзкую голую телку за небольшой прайс. Кидаешь таньге в монетоприемник, раздвигаются шторки, за стеклом танцует (точнее, пытается танцевать) существо женского пола, в меру безобразное. Кто хочет, может придушить старую скумбрию, я, например, просто подбухнул и вышел. Некрасиво это как-то, искусственно. Хотя, доступно.
- Ты, по-моему, уже везде, где только можно пил, - говорит Кайл, приподнимает стаканчик в знак пожелания удачи и опрокидывает его.
- Можно сказать и так.
- Ты уже взял билет обратный?
- Да, улетаю в конце сентября.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.
Это седьмой номер журнала. Он содержит много новых произведений автора. Журнал «Испытание рассказом», где испытанию подвергаются и автор и читатель.