Американские мемуары - [13]
"Весна! Так клёва: пиво, герлы, СКА!"
Майки-бой, я, Крис, Картошка, Кайл, Фэй, Кристи и Кит засели на заднем дворе дома, где жили мои друзья (большая часть из них), загнали у чертовой матери всех собак в дом, разожгли костер, поставили маленький столик и сидели пол-ночи попивали напитки.
Кит принес свою гитару. Я спел пару песен на английском - "I remember" Brutal Attack и "Voice of Britain" Skrewdriver, а потом, опрокинув вовнутрь еще один стопарик, начал петь песни на русском: "Любо, братцы, любо", "Черный ворон"…
Все слушали внимательно. В русских песнях есть распевность и очень много эмоций, сказал Кайл. Да, Кайл, дружище, ты прав. Особенно, если они поются вдали от Родины.
ГЛАВА 3. «ГРУСТНАЯ»
Описывал я все больше смешные эпизоды, случившиеся в период моего пребывания в Америке. Но они на то и эпизоды, чтобы ярко выделяться на фоне того страшного подавленного состояния, которое владело мною на протяжении года. Депрессия, подавленность, пустота, поиск, раздумья, одиночество…
Здесь я вам поведаю о «фоне» моего пребывания в Штатах, о том, как я там существовал, что меня окружало, как текла моя жизнь и что мне пришлось осознать и к каким выводам придти. Курьезов будет немного, но они будут. Глава будет длинной, но необходимой. Без нее не понять все остальные. Точнее говоря, без этой главы моя эмиграция покажется вам звонким веселым разухабистым выездом. А была она скорее тюремным заточением вдали от всего того, что я так люблю.
Помню, брел я по нашему городку, который назывался Авенел, маленькому и скучному, по центральной улице, имя которой Роуэй Авеню (Rahway Avenue). Слушал Ноктурнал Мортум «Мировоззрение». Просто брел по темноте. Что в Америке хорошо – часов с семи вечера никаких прохожих не встретишь. Хоть всю Америку обойди. Никого. Только вечно воняет моющими средствами изо всех домов, колышет траву океанский ветерок и постоянно тебя освещает светом фар. Я шел, низко опустив голову, погруженный (в который раз!) в грустные размышления о том, что мне здесь делать, как мне все это надоело. Переходил дороги, не поднимая головы. По хрену. Собьют, так собьют.
Шел к станции Вубридж. Зачем? Не знаю. Наверное и цели никакой не было. Дома сидеть не хотелось, меня дико напрягала сожительница отца – Кончита, гондурасская жаркая девица, тупая на всю голову. Папа копался в пластинках (это у него бизнес такой), приводил их в божеский вид, прослушивал на «вертушке» подозрительные царапины и сколы. Короче говоря, везде навалены пластинки, орет какой-то джаз 50-х годов, все остальное пространство оккупировано Кончитой: естественно, идет стирка, по сотому разу громыхает громадная стиральная машина, на кухне льется вода, в комнатах громко работают телевизоры, донося до солнечного экваториального дитяти новости и сериалы на испанском.
Роуэй Авеню – очень длинная и прямая улица, ведущая от Первой дороги до станции Вудбридж. Я на скам-штанах, футболке с адмиралом Колчаком и в кепке Тор Штайнер. Ну и на тяжелых ботинках. Дохожу до рыночной площади, здесь на выходных разворачивается «фли-маркет» (блошиный рынок), где торгуют всяким скамом – от детских игрушек, до подержанных велосипедов. Сейчас – это темная пустая площадь. Выхожу на середину, снимаю со спины рюкзак, достаю маленькую фляжку джина и делаю большой глубокий глоток грамм на 100. Нутро обжигается настоем терпких трав, горло на мгновение сводит, я шумно выдыхаю. Закуриваю, иду дальше. Взглядом глаз, приобретающих маслянистый блеск, осматриваю все вокруг: «Зачем мне все это дерьмо? Зачем? Если это не мое и моим никогда не станет? Ничего своего здесь. Ни угла, ни друзей, ни хрена.»
И знаете что? Покажусь банальным, самоварным патриотом, но мне виделись: Кунцевский пустырь с кинотеатром «Кунцево» посредине, тропки и дорожки, мой двор, скамейки в парке. И слезы готовы были брызнуть из маслянистых глаз. Но я сдержал их еще одним глубоким глотком джина.
Я добрел до станции, влез на платформу, сел в поезд, идущий до станции Авенел (той, где я обитал). Проезд – 4 бакса. Платить не стал, естественно, потому как станция следующая, и контролер не успел бы ко мне подскочить. Идиотизм? Как вы считаете? Такие прогулочки? Но другого ничего не было.
Я вышел на своей станции и пошел в местный бар с мыслью завязать какую-нибудь драку. Пьяную безобразную потасовку. Решил навыебываться в открытую и, скорее всего, огрести для острастки люлей.
Бар небольшой, штук пять столиков всего, но, чем он славен, так это тем, что в нем никогда не было цветных. Вроде и таблички на входе нет: «Цветным и собакам вход запрещен», но всегда в нем тусовались белые люди, заливая в себя дорогущую калдырку (стопарик водки – 6 баксов, чтоб я сдох!).
Я заказал себе два двойных стопарика водки «Смирнофф» (надо же блюсти марку!), отнес их за дальний столик, сел и начал осматривать посетителей. Пара столиков была занята какими-то вышедшими в тираж женщинами с обвислой кожей и характерными кругами под глазами. Зато у барной стойки весело бухала группа классических американцев – от 30 до 60 лет, в клетчатых рубашках, бейсболках, все растатуированные донельзя. Тип «тракдрайвер» - водитель больших фур. Белый, кожа дубленая, жесткая, глаза голубые, выцветшие и тусклые от больших и постоянных возлияний. Пахнут машинным маслом и страшно матерятся. Носят непременно бейсболки с сальными козырьками и джинсы.
Есть много в России тайных мест, наполненных чудодейственными свойствами. Но что случится, если одно из таких мест исчезнет навсегда? История о падении метеорита, тайных озерах и жизни в деревне двух друзей — Сашки и Ильи. О первом подростковом опыте переживания смерти близкого человека.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.