Американские горки. На виражах эмиграции - [24]

Причина бунта – «социально несправедливое» решение суда, оправдавшее 4 белых полицейских, избивших чернокожего парня. Избиение было случайно снято на видеокамеру, и небольшая часть 10-минутного сюжета пошла на телевидение. Нацменьшинства требовали наказать расистов-полицейских. Мексиканцы и афроамериканцы громили магазины в тех же районах, где сами жили. Но в нищих кварталах Лос-Анджелеса мелкий бизнес в руках корейцев и других азиатов. На бизнес в приличном районе у них денег нет. Поэтому, помимо выяснения отношений между белыми и черными, начинается бодяга между черными и корейцами. А я как раз в это время работаю в Корейском центре и выслушиваю доктора Чен и других сотрудников по этому вопросу.

Мордобой и смертоубийство на улицах снимают на видео с вертолетов. Кое-что идет по телевидению. Например, хорошо помню кадры, снятые с вертолета: на плоской крыше магазина прохаживаются 3–4 аккуратных корейца с ручными пулеметами наперевес. Корейцы – молодцы, организовали самооборону! Национальная гвардия входит в город для наведения порядка, кладет наповал с десяток гражданских. Сотни раненых. По телевизору показывают каких-то, до тошноты отвратительных, «официальных» чернокожих правозащитников. Они негодуют. Называют грабежи и убийства «ответом афроамериканской общины на несправедливость общества».

Через несколько месяцев – президентские выборы. Мы в них пока не участвуем.

Ровно через год после приезда, в конце 1991, мы подали на грин-карту (карточка, подтверждающая наличие вида на жительство). Тут же прошли интервью и через 2 месяца получили сами карточки по почте.

Мы обрастаем знакомыми

Работа в Корейском центре ставит меня как бы в эпицентр русской жизни: через мой класс по машинописи проходит много новичков. Мы начинаем обрастать знакомыми. У всех примерно одни и те же проблемы. У кого-то уже есть и решения. Я свожу людей друг с другом на предмет обмена опытом, сам довольно много полезной информации начинаю в голове держать.

Что всех волнует? Где, как и на чем можно сэкономить. Тут, если ты приезжаешь к устроенной родне, то они толком ничего не подскажут, поскольку сами не в курсе.

Второй вопрос: как вызвать родственников? В этом деле есть тонкости. Вообще прелесть беженской программы в том, что мы можем, буквально сойдя с трапа самолета, вызывать родственников. В нашей собственной цепочке со временем набралось уже человек 20. Один за другим, пласт за пластом. Многих из них я раньше никогда не встречал, не доводилось.

У нас уже есть с кем куда-то поехать. Есть к кому пойти в гости. Новички тянутся друг к другу и стремятся создать новый круг знакомств. Это не просто. Очень много потерянных людей. Если не совершенно сумасшедших, то явно с проблемами. Были натуральные зомби. На вопрос: «Как с работой?» – повторяли, глядя в одну точку, с выражением лица, как у моджахеда перед самоподрывом: «Я – инженер», «Я – главный инженер», «Я – главный энергетик», «Я – физик-теоретик». Количество бывших главных инженеров и энергетиков превышало все допустимые экологические нормы.

Стресс чудовищный – ни языка, ни работы, ни денег. Начинаются проблемы в семьях. Авторитет кормильца и хозяина жизни надо зарабатывать снова, но непонятно как. Крики, ссоры, скандалы, разводы – этого добра сплошь и рядом в неустроенных семьях.

Стабильности нем и близко

Я работаю в двух местах, и это лучше, чем вообще не работать, конечно. Но есть проблемы:

– я занят всего 25 часов в неделю, а не 40;

– если в следующем семестре расписания занятий совпадут по времени в обоих местах, то придется одно оставить. Пока у меня занятия в одном месте утром, в другом – после обеда. А если меня в одну и ту же смену поставят? И эти проблемы с расписанием возникают три раза в год, поскольку в году три семестра;

– все это бюджетные программы, финансирование обрезают, кризис на дворе. В любой момент любая из моих работ, а то и обе сразу, могут закончиться. И никто не знает, есть ли деньги на следующий квартал.

Так что надо искать что-то постабильнее, понадежнее. И тут мой взор упирается в вакансию социального работника в Jewish Vocational Services. И описание прямо под меня, и требования все налицо. Во всяком случае мне так казалось в тот момент. Там платят что-то около 24 тысяч в год, отпуска, бенефиты и всякое такое, что пока даже и не очень понятно, что это.

Мы позвонили старой знакомой по встрече Пасовера, хозяйке дома, и она походатайствовала – меня вызвали на собеседование. Наверное, как я сейчас понимаю, для их команды я был слишком неамериканский, сырой совсем. И шансов у меня реально на эту вакансию не было. Но со мной очень вежливо поговорила приятная женщина лет сорока. Конечно, сочетание внешних условий было для них совершенно невозможным.

Организация не могла справиться с поставленной задачей. Если бы новичков было меньше раз в десять, а экономика вела себя хорошо, то они бы нас просто по своему активу раскидали, по владельцам мелкого бизнеса, как 10 лет назад: в кочегарку, на уборку, на мытье посуды. Но все наоборот нынче: наплыв иммигрантов есть, а экономики нет. Ну, и получается в их сознании, что «эмигрант нынче плохонький»: не тянет, не ценит, не понимает, не старается. Позапишутся на все программы, которые в списке есть, а как до дела доходит, так никому, оказывается, ничего не нужно. Их посылают сортир в госпитале мыть за 6 долларов в час со всеми бенефитами, а они говорят: «Я – инженер и сортир мыть не хочу». А какой он инженер? Приедут из стран третьего мира, и все инженеры, понимаешь!