Американская готика - [15]

Затем комната погрузилась в тишину. Ни малейшего эха, лишь звук ее хриплого дыхания.

Женевьева тряхнула головой. Кошмарный сон. Вот что это было: ей приснился кошмар. Вскрикнула ли она, или слышала крик – не имело значения, потому что это плод ее воображения.

Затем послышался стук. И он не был воображаемым, она уже не спала и слышала его. Один-единственный глухой удар, донесшийся прямо сверху.

Над ней располагалась спальня Гордона…

Сон как рукой сняло, но когда Женевьева спустила ноги с постели, чтобы встать, то едва не рухнула на пол из-за слабости в коленях. А когда на ощупь побрела к двери, голову ее будто окутывал туман. Она царапала ногтями дверь, но едва ощущала поверхность дерева. Пальцы казались чужими, ноги тоже, и лишь страх принадлежал ей, он жил в ее сердце, бушевал там, когда она выбралась, едва не падая, в пустой коридор, где газовый рожок мигал, словно горящий кончик свечи, словно глаза из ее сна, глаза Гордона, приказывающего ей спать…

Гордон. Что-то случилось Гордоном…

Страх обрел голос, страх придал ей сил, и она двинулась по коридору к потайной двери без номера, ведущей на лестницу. Лестница встретила ее тьмой, где царили тени, и на миг Женевьева тоже стала тенью: ей так хотелось отдаться сну и тишине. Спи и отдыхай. Она слышала шепчущий эти сладкие слова нежный голос Гордона, но сама фраза уже не становилась сладкой: она, казалось, горька, будто вкус «Эликсира». И Женевьева уже не чувствовала себя тенью, она была реальностью, и реальной являлась опасность…

Опасность на верхней площадке лестницы… Опасность за дверью, надежной и невидимой, которая находится здесь, на площадке… Женевьева помедлила перед ней, пытаясь прислушаться. Кажется, сдавленный вздох. Вздох и шуршание.

На миг она застыла в ужасе – пока не поняла, что дышит она сама, а шуршит ее пеньюар. Воспрянув, Женевьева шагнула вперед и принялась нажимать на скрытые уголки потайной двери, пока не открылся маленький освещенный кабинет.

Не входя, она оглядела комнату, но та была пуста. Девушка медленно вошла и начала поворачиваться к двери, ведущей в смежное помещение. И тут краем глаза она заметила движение и испуганно обернулась.

Красно-голубой кошмар… освежеванное тело мужчины – правда, лишь его изображение в натуральную величину. Это оказался цветной анатомический атлас на стене, который слегка покачивался от сквозняка из дверного проема. На миг Женевьеве показалось, будто не паутина артерий и вен, а извивающиеся змеи опутывают тело. Пустые глазницы зло уставились на нее, лишенное плоти лицо ухмылялось. Девушка отвернулась и пошла дальше, в другую комнату.

За находившимся в нише дверным проемом открылась роскошная гостиная с пушистым ковром, пляшущими в камине языками пламени и картинами в резных рамах на стенах. Смеющиеся кавалеры, пьющие за здоровье своих дам из золоченых кубков…

Женевьева увидела на столе бокалы из-под вина. Два наполовину пустых бокала, искрящиеся хрусталем в отблесках каминного огня. Но комната была пуста. Однако… Звуки, услышанные ею во сне, доносились из комнаты точно над ее головой.

Она пересекла кроваво-красный ковер, миновала камин, где потрескивало и угрожающе шипело пламя, и подошла к открытой двери в спальню. И увидела там, в полутьме, гротескную, дрожащую фигуру с вытаращенными глазами, – карикатуру на саму себя. Это она с разинутым ртом уставилась на смятые простыни и на платье из зеленого атласа, – это было всего лишь отражение в зеркале.

Перед глазами мелькнул знакомый образ: высокое, смеющееся создание с карими глазами, щебечущее о своих планах посещения Ярмарки, и Гордон, сопровождающий девушку в комнату на втором этаже. Создание, навестившее его позже для медицинской «консультации», в том самом платье. Миссис Харрис.

Тряхнув головой, она прогнала воспоминание. Комната была пуста, а виденное ею – лишь бред больного воображения. Реальным было то, что она услыхала. Не смех, а вопль. Глаза Женевьевы обежали окутанные тенью уголки комнаты. Она повернулась, и вместе с ней повернулась комната. «Кружится голова, – сказала она себе. – Сейчас ты упадешь в обморок».

Но она глубоко вздохнула, и головокружение прекратилось. Она не должна сдаться сейчас, когда Гордон в опасности. Если он действительно в опасности.

Думай. Ты должна думать. Куда они могли уйти?

Женевьева, спотыкаясь, двинулась вдоль стены. Никаких дверей, по крайней мере, видимых глазу, – стена казалась сплошной под дрожащим прикосновением онемевших пальцев. Потом широкое гладкое пространство зеркала, в котором маячило испуганное лицо с разинутым в мучительном изумлении ртом. Сбоку от зеркала – открытая дверь в ванную.

Она ощутила вьющийся вокруг лодыжек холод сквозняка и почувствовала, что дует из черного квадрата на полу, позади свернутого коврика. Это был открытый люк. Она заставила себя шагнуть вперед, встала, покачиваясь, над большой дырой, напоминающей разверстую могилу. Но могилы не имеют квадратной формы, и оттуда не дуют сквозняки. Девушка посмотрела через край, превозмогая приступ головокружения, и различила слабые очертания деревянных ступеней, ведущих вниз, во тьму глубокого колодца. И на верхней ступени этой лестницы лежал один белый глаз, уставившийся на нее снизу вверх.