Американская готика - [14]

Он улыбался.

– Извини, – произнесла она. – Кажется, я замечталась.

– В такой час? Уже больше шести.

И верно. Женевьева удивилась, что уже совсем стемнело. Улыбаясь, Гордон зажег свет.

– Ты закончила эти письма?

– Вот они. – Она подала ему пачку.

– Хорошо. – Прочитав, он одобрительно кивнул и склонился над столом, чтобы подписать их. Пока она сортировала послания, раскладывая их по конвертам, он пошел в аптеку пожелать доброй ночи минеру Хикею и клеркам. Затем из ресторана прибыли подносы с ужином, и пришла пора подняться наверх.

Женевьева рада была, что Хикей и юноши ушли раньше, чем прибыл официант с блюдами. До сих пор она была уверена, что они не подозревают об их с Гордоном ужинах. И они наверняка не подозревали о чем-то ином. Гордон позаботился об этом с присущей ему предусмотрительностью. Женевьеву поражали с способы, с помощью которых он ухитрялся разделять различные аспекты своей деятельности. Женевьеву изумляло, насколько мало Хикей знал о его медицинской практике, сдаче внаем комнат или о том, чем она занималась здесь в конторе. Впрочем, что касалось аптечного дела – она тоже почти не разбиралась в нем.

– Так лучше, – заметил за ужином Гордон. – Меньше неразберихи, когда каждый занимается своим делом.

– Но как тебе удается следить за всем?

– Организация – вот в чем секрет. Плюс регулярный прием «Эликсира» для восполнения энергии. – Он встал и подошел к сервировочному столику. – Кстати, юная леди, – пора принять вашу дневную дозу.

Он повернулся, протягивая ей бокал. Женевьева быстро выпила, морща нос от едкого запаха. Забавно, как действовал на нее «Эликсир». Временами он напоминал по вкусу обычную воду, но изредка казался горьковатым. Она сказала об этом Гордону, и тот объяснил, что все дело в химии тела. Горечь была заметна в большей степени, когда человек слишком уставал. И действительно, Женевьева почти всегда чувствовала себя усталой, если у «Эликсира» оказывался горький привкус. Очевидно, она не обладала неутомимой выдержкой Гордона. Но сегодня она была так взволнована, так взбудоражена! Возможно, волнение истощило ее бодрость.

– А теперь отправляйся, – сказал Гордон.

– Так скоро?

– Уже начало десятого. У тебя был долгий день. – Он проводил ее к маленькому личному кабинету в самом конце коридора и открыл дверь встроенного в стену сейфа. Только это был не сейф, а всего лишь ложная лицевая панель, поставленная им, чтобы обмануть грабителей, – так объяснил ей Гордон – хотя, разве могли грабители найти сюда дорогу, через все эти лестницы и коридоры? Впрочем, с его стороны было весьма разумно придумать способ незаметно входить и выходить из своей комнаты: за дверью находилась маленькая лестница, ведущая на второй этаж. Женевьева пользовалась этим маршрутом, возвращаясь в свою комнату после ночи, проведенной наверху.

Но сегодня этого не удастся сделать, и ее разочарование смягчалось лишь тем, что Гордон был прав: она в самом деле страшно устала. Спускаясь вниз по лестнице, она едва не спотыкалась, и Гордон взял ее под руку и не отпускал, пока они не пошли по нижнему коридору и не оказались перед дверью ее комнаты.

Она принялась искать у себя ключ, но он уже вставлял в замок свой.

– Ну вот, – пробормотал он, толкая дверь, и шагнул в сторону, давая ей пройти.

Когда он вошел следом за ней в комнату, она повернулась и упала в его объятья, но он нежно поддержал ее за плечи и, улыбаясь, покачал головой.

– Тебе нужно отдохнуть.

– А как же ты?

– Не беспокойся. У меня еще полно дел. – Его глаза пристально всматривались ей в лицо. – Бедняжка, ты совершенно ослабла.

Женевьеву действительно охватил внезапный приступ сонливости, и его лицо расплывалось перед глазами. Колени подгибались, и она испугалась, что не хватит сил раздеться.

Похоже, Грэгг прочитал ее мысли – его руки скользнули ниже по ее талии, и она почувствовала, как ее поднимают и несут к постели.

– Ну вот, позволь уложить тебя. – Его лицо находилось в тени, но сквозь щель в двери веером падал луч света из коридора, и она видела его глаза – серьезные, нежные и, как всегда, яркие. Потом он разгладил подушку у нее под головой и накрыл девушку одеялом. Голос расплывался, приходя откуда-то издалека, издалека… Глаза Гордона исчезали.

– Теперь ты заснешь. Спи и отдыхай, спи и отдыхай.

Может быть, он добавил еще что-то, но она уже не слышала. А когда он склонился над ней, она почувствовала лишь легкое прикосновение. А потом увидела тень, скользнувшую прочь, тихо, бесшумно закрывшую за собой дверь и оставившую ее одну во тьме. Наедине с собственной тенью, спящей и видящей сон.

Сон о глазах Гордона, о его лице и ласкающих ее тело руках, и о других руках, пишущих «Миссис Гордон Грэгг» на всех дверях, стенах и коридорах, и эти надписи ведут к постели, у которой эти глаза горят в ожидании невесты, невесты теней в черной вуали, невесты, всходящей на брачное ложе, где зажжены черные свечи – и вдруг ее жестоко хватают грубые руки, совсем не такие, как у Гордона и она резко вскрикивает.

Нет. Тени не кричат. И она не была тенью: она бодрствовала, сидя прямо в своей постели. Не вскрикнула, но слышала крик.