Американха - [114]
— Привет! — сказал он, глянув на ее бейдж. — Так вы, значит, черная неамериканка? Обожаю ваш блог.
— Спасибо, — сказала она.
Он ее не помнил. Но с чего б ему? С тех пор как они встретились в поезде, прошло столько времени, и тогда ни он ни она не знали, что такое «блог». Его бы повеселило, как сильно она его идеализировала, как он стал человеком, сотворенным не из плоти, а из кристалликов совершенства, — мужчина-американец, какого ей никогда не заполучить. Он повернулся поздороваться с блогершей-косметичкой, и Ифемелу увидела у него на бейдже, что он вел блог о «пересечении науки и поп-культуры».
Он вновь повернулся к ней:
— Как ваши визиты в торговые центры Коннектикута? Я-то по-прежнему ращу себе хлопок.
На миг у нее перехватило дух, а затем она расхохоталась — головокружительно, восторженно, потому что жизнь ее превратилась в зачарованное кино, где люди вновь обретали друг друга.
— Вы вспомнили!
— Я наблюдал за вами из другого угла. Глазам своим не верил, что вижу вас.
— О боже, сколько ж времени прошло — лет десять?
— Примерно. Восемь?
— Вы мне так и не перезвонили, — сказала она.
— Я был в отношениях. Они и тогда не казались простыми, но затянулись гораздо дольше, чем следовало бы. — Он примолк, и вид у него сделался тот самый, какой она позднее так хорошо запомнит, — добродетельный прищур, свидетельствующий о высоких помыслах этого ума.
Последовали электронная переписка и телефонные звонки между Балтимором и Нью-Хейвеном, игривые комментарии друг у друга в блогах, безудержный флирт ночных разговоров, пока однажды зимой он не прибыл к ее двери, руки в карманах бушлата оловянного оттенка, воротник присыпан снегом, словно волшебной пылью. Она готовила кокосовый рис, квартира пропахла специями, на разделочном столе — бутылка дешевого мерло, в проигрывателе — диск с Ниной Симоун, громко. Песня «Не дай мне быть неверно понятой»[169] повела их — всего несколько минут прошло, как он прибыл, — через мост: от флиртующих друзей к любовникам у нее в постели. После он подпер голову рукой и всмотрелся в нее. Было в его худощавом теле нечто текучее, едва ли не бесполое, и это напомнило ей, что он занимается йогой. Возможно, он способен стоять на голове, скручиваться в невозможные фигуры. Перемешивая рис, уже остывший, с кокосовым соусом, она сказала ему, что готовить ей скучно и что она купила все специи накануне, а готовила потому, что он приехал в гости. Она вообразила их обоих с имбирем на губах, желтое карри слизывают с ее тела, лавровые листки крошатся под ними, но они такие ответственные — целовались в гостиной, а затем она повела его в спальню.
— Надо было это все вытворить невероятнее, — сказала она.
Он расхохотался.
— Мне нравится готовить, так что возможностей для невероятного еще будет много.
Но Ифемелу знала, что он не из тех, кто творит невероятное. Не с этим его натягиванием презерватива — медленным, сосредоточенным. Позднее она узнала о письмах, которые он писал в конгресс о Дарфуре,[170] о подростках, которых он учил в школе в Диксуэлле,[171] о приюте, где он работал добровольцем, и стала считать его человеком, у которого не обычный позвоночник, а крепкая тростина добродетельности.
Словно благодаря их встрече в поезде много лет назад им удалось проскочить несколько этапов, отмахнуться от нескольких неизвестных и впасть в мгновенную близость. После его первого приезда она отправилась в Нью-Хейвен вместе с ним. Были той зимой недели, холодные и солнечные, когда Нью-Хейвен словно бы светился изнутри, замерзший снег цеплялся за кусты, и было нечто праздничное в мире, населенном лишь ею и Блейном. Они заходили в фалафельную на Хауи-стрит, покупали там хумус, устраивались в углу и болтали часы напролет, а когда выбирались наружу, языки им щипало от чеснока. Или она ждала его в библиотеке, после его занятий, там они сидели в кафе, попивали шоколад — слишком густой, ели круассаны — слишком цельнозерновые, его вязанка книг — на столе перед ними. Он готовил экологичные овощи и крупы, названия которых ей не удавалось произнести, — булгур, киноа, — и он мгновенно прибирался после готовки, клякса томатного соуса исчезала, не успев появиться, пролитую воду он промокал немедленно. Он пугал ее, рассказывая о химикатах, какими опрыскивают посевы, скармливают курам, чтобы росли быстрее, и применяют к фруктам, чтобы у тех была безупречная кожура. С чего, как она считает, люди мрут от рака? И теперь, прежде чем съесть яблоко, она терла его под краном, хотя Блейн покупал исключительно экологически чистые фрукты. Он рассказал ей, в каких зерновых есть белок, в каких овощах — каротин, а какие фрукты слишком сахаристые. Он знал все обо всем; она робела перед ним — и им гордилась, и ее это чуточку отталкивало. Мелкие домашние хлопоты с ним, в его квартире на двадцатом этаже небоскреба рядом со студгородком, набрякли смыслом: его наблюдения за ней, когда она после вечернего душа увлажняет кожу кокосовым маслом, вжик посудомоечной машины после запуска — и Ифемелу представляла колыбель в спальне, в ней — младенец, а Блейн прилежно смешивает для него экологически чистые фрукты. Он будет безукоризненным отцом, этот человек тщания и дисциплины.
