Американец - [110]

Наконец эти двадцать четыре часа прошли, и наутро Ньюмен вскочил, полный решимости снова отправиться во Флерьер и потребовать еще одной встречи с мадам де Беллегард и ее сыном. Не теряя времени, он приступил к делу. Пока маленькая коляска, нанятая им в гостинице, катила по превосходной дороге, он извлек из заветного уголка памяти признание, сделанное ему несчастным Валентином перед смертью и бережно с тех пор хранимое. Валентин сказал, что сообщенные им сведения могут пригодиться, и сейчас Ньюмен подумал, что хорошо бы иметь их наготове. Разумеется, он не в первый раз за эти дни мысленно к ним возвращался. Сведения были обрывочны, неясны и загадочны, тем не менее он рассчитывал на них и не боялся пустить их в ход. Валентин, совершенно очевидно, полагал, что снабжает его мощным оружием, хотя это оружие было вложено в ладонь Ньюмена не слишком уверенной рукой. Если граф не раскрыл Ньюмену самого секрета, то, по крайней мере, снабдил его путеводной нитью, другой конец которой держала эта странная особа — миссис Хлебс. Ньюмену всегда казалось, что миссис Хлебс знает много секретов, и поскольку он пользовался ее расположением, можно было рассчитывать, что при некотором нажиме она поделится с ним своими знаниями. Пока дело касалось только ее, Ньюмен чувствовал себя спокойно. Он боялся лишь одного — что сведения, сообщенные ему, окажутся недостаточно компрометирующими Беллегардов. Но когда перед его мысленным взором вновь возникали старая маркиза об руку с Урбаном, оба одинаково холодные и недоступные, Ньюмен убеждал себя, что страхи его напрасны. От их тайны пахнет не иначе как пролитой кровью! Во Флерьер он прибыл в состоянии чуть ли не приподнятом, уверовав, что стоит ему пригрозить Беллегардам разоблачением, и те непременно рухнут, как сорвавшиеся с колодезной веревки ведра. Он, конечно, понимал, что сначала ему надлежит поймать первого из двух зайцев, за коими он гонится, — узнать, в чем же он будет разоблачать Беллегардов, но что после этого может помешать его счастью снова засиять, как прежде? Мать и сын в страхе выпустят из рук прекрасную жертву и бросятся наутек, а мадам де Сентре, предоставленная сама себе, несомненно, вернется к нему. Надо только дать ей шанс, и она снова воспрянет, вернется к свету. Не может же она не понимать, что его дом будет для нее самой надежной обителью?

Как и в предыдущие свои приезды во Флерьер, Ньюмен оставил коляску у гостиницы и прошел до château пешком — путь был недолог. Однако, когда он достиг ворот, им овладело странное ощущение, корни которого, как это ни удивительно, следует искать в его неиссякаемом великодушии. Он постоял перед воротами, глядя через решетку на внушительный, потемневший от времени фасад и теряясь в догадках, какому же преступлению мог дать приют этот мрачный старый дом, носящий такое цветочное название. Прежде всего, говорил себе Ньюмен, château дал приют тирании и страданиям. Даже вид дома представлялся ему зловещим. И тут же он подумал: «Да неужели он будет копаться в этой мусорной куче порока и зла?» Роль следователя повернулась к нему своей отвращающей стороной, и в ту же минуту Беллегарды получили от Ньюмена отсрочку. Он решил не угрожать им, а в последний раз воззвать к их чувству справедливости, и если они внемлют голосу разума, ему не придется разузнавать о них еще что-то скверное — он и так знает достаточно. Хуже некуда.

Привратница, приоткрыв ворота, опять оставила в них лишь узкую щель; Ньюмен пересек двор и перешел через ров по маленькому ржавому мосту. Не успел он подойти ко входной двери, как она открылась и на пороге, словно желая перечеркнуть его благородное решение быть милосердным, предлагая ему более соблазнительную возможность, появилась поджидавшая его миссис Хлебс. Как всегда, лицо ее было безжизненно и твердо, словно вылизанный прибоем прибрежный песок, а черная одежда выглядела еще более траурной, чем обычно. Но Ньюмен знал, что своеобразная невыразительность ее лица является лишь прикрытием для чувств, обуревающих старую служанку, и поэтому не удивился, когда она со сдерживаемым волнением прошептала:

— Я знала, что вы придете еще раз, сэр. Я вас ждала.

— Рад видеть вас, — ответил Ньюмен. — Ведь вы мне друг.

Миссис Хлебс подняла на него непроницаемый взгляд.

— Я всегда желала вам добра, сэр. Только теперь уже эти пожелания ни к чему.

— Значит, вы знаете, как со мной обошлись?

— О да, сэр, — сдержанно ответила миссис Хлебс. — Я знаю все.

Ньюмен с минуту поколебался.

— Все?

Взгляд миссис Хлебс слегка потеплел.

— Во всяком случае, больше, чем нужно, сэр.

— Больше, чем нужно? Чем больше знаешь — тем лучше! Поздравляю вас. Я пришел к мадам де Беллегард и ее сыну, — добавил Ньюмен. — Дома они? Если нет, я подожду.

— Миледи всегда дома, — ответила миссис Хлебс. — А маркиз все больше с нею.

— Тогда, пожалуйста, доложите им — ему, или ей, или обоим вместе, что я здесь и хочу их видеть.

Миссис Хлебс помолчала в нерешительности, потом спросила:

— Могу я позволить себе большую вольность, сэр?

— До сих пор вы позволения не спрашивали, а ваши вольности всегда оказывались своевременными, — с любезностью дипломата ответил Ньюмен.