Америго - [91]

– Значит, у тех гранатовых деревьев ты работала на земле с его позволения?

В Соре опять заиграла природная спесь.

– Могущественная фея острова высших Благ может делать все, что пожелает! Просто я люблю своего отца и готова следовать его наставлениям, он все-таки мудрее всех на свете. А ты, Крионис? Отчего ты странствуешь? Тебе не хватает Благ и утех? Неужели отец оставил тебя? Или, может быть, ты его не слышишь?

Юноша промолчал. Сора укоризненно помотала головой, но и сама внезапно примолкла. В конце концов она заговорила с несвойственной ей легкой грустью:

– Стоит мне коснуться земли с праздными намерениями – и больше мне не сдвинуться с места. Ты видел причудливые камни, что напоминают человеческие фигуры, разбросанные в лесу, на равнинах, по берегам лучистых рек? Это тела застывших фей. Это мертвые злодейки, которым недоступна радость жизни. Однажды они поддались искушению и тотчас же были наказаны. Так говорит мой отец. Кому-то везет превратиться в куст или дерево, но и участь самого высокого дерева для нас незавидна: хоть дальше твоего видят только горы, картина все равно наскучит тебе рано или поздно, и ты будешь гнить и трясти своими ветвями, не в силах оторвать от земли корни, покуда твое место не займет тот, кто будет на нем счастлив. О, я люблю растения больше всех, только отца люблю еще сильнее! – Она прижала руки к груди. – Я докажу ему свое благоразумие, и он явится передо мной, похвалит мой прекрасный лес и, может, даже разрешит мне провести с ним сколько-нибудь времени. О, как мне важно быть благоразумной! Хоть я дитя земли и ее кормилица, но каждому свое место, отец говорит мне – каждому свое место.

Сказав это, она снова повеселела, и юноша решил не донимать ее спорами.

– А как же ты спишь, Сора? – спросил он без всякой задней мысли.

– Я сплю, разумеется, в воздухе, – гордо ответила девушка. – Мои чудесные крылья спокойно держат меня над землей. Я могу расположиться и на ветке дерева, но это не так удобно. Я же не птица.

И тут Крионис подумал, что этой феечке выпала не такая уж трудная доля, в отличие от Эмина, который, как следовало полагать, спал на бегу.

– Отец будет мною доволен, в этом нет сомнений. Сколько в моем лесу прелестных цветов, грибов и деревьев! не то что в какой-нибудь пустыне… или даже плодородной долине! Сколько сладких и сочных плодов, просто не сосчитать! Но слаще всего, конечно, блаженные сношения, – щебетала она, танцуя в воздухе. – Сношений мы, жители волшебного леса, имеем столько, что мысли мешаются от блаженства, как бы с ума не сойти! Ручаюсь, ты захочешь остаться с нами навечно…

Слушая ее милую болтовню, юноша и думать забыл о своей печали. Еще недавно он был само уныние, а сейчас, вдохновленный порывистой спутницей, потихоньку мечтал и гадал, какую новую цель найдет себе, если теперешнее путешествие кончится полной неудачей. Нужна ли была вообще какая-нибудь цель? Столько любопытных созданий встретил он по дороге, и каждый был достоин того, чтобы хоть ненадолго отвлечься ради него от любой цели, какой бы важной и вожделенной та ни казалась. Спорить с ними иной раз бывало сложнее, нежели подниматься на самую высокую гору, взор их оказывался глубже самых глубоких озер и рек, а образы их затмевали красоту всего острова. Даже легкомысленная Сора вызывала в нем восхищение не меньшее, чем благородный Эмин, великодушная Эрика из хрустальной пещеры и все-все прочие.

Ему нравились и люди: пусть они были льстивы, подчас трусливы и скоры на суд, доброта их сердец делала эти недостатки вполне сносными. Конечно, Крионис никогда не думал о жизни среди людей, им и без него жилось очень благостно, а сам он преследовал большее, нежели тепло и гостеприимство. Но все-таки он рад был встречаться и с ними – время от времени, чтобы не успевали наскучить.

Пока Сора в красках описывала любимые ею прелести и утехи, приближался полдень. Легкий спуск скоро закончился. У подножия горы деревья росли почти сплошь, и там образовывалась маленькая роща, усыпанная сочными фруктами. В этой роще волшебник и фея утолили чувство, заменяющее им чувство голода.

Меж фруктовыми деревьями и стеною большого леса поперек пути проходила бездонная трещина, и она была значительно шире, чем казалось раньше с высоты.

– Почему никто не построил здесь мост? – спросил Крионис.

– А кому нужен мост? – усмехнулась рыжая фея. – В мой лес ведут многие дороги, а эта – самая трудная. Ей пользуются прежде всех достойные феи, обладающие даром полета, а уж потом всякие бродяги с непонятными секретами. Горная живность в лес не стремится, у них и дома еды довольно. Людей здесь нет, а волшебных существ, умеющих строить из камня, еще поди найди.

– Почему же непременно из камня? – сказал Крионис, слегка зевая. – Можно срубить ближайшее дерево… Но ведь у нас нет топора, да и длинный ствол волочить как-то не хочется.

– Страх потерял, да? – зарычала фея.

– Шутка, – развел руками юный волшебник, – эта пропасть слишком широка для одного деревца.

Прежде чем она спикировала прямо ему на голову, он проворно отскочил. Разъяренная Сора едва не шлепнулась наземь, и только большой опыт полетов спас ее от неминуемой участи. Крионис, несмотря на серьезность положения, хохотал от всего сердца, а фея, выругавшись так, как не подобает ругаться жителям острова высших Благ, вдруг тоже начала хихикать, прикрывая рот ладошкой. Не переставая смеяться, она снова подлетела к нему сзади, обхватила руками за грудь, а ногами за талию, и крылышки заработали во всю мочь. Когда, наконец, ей удалось его поднять, они плавно набрали высоту. Перед тем как спуститься на другой стороне, Сора сделала несколько кругов над пропастью, чтобы Крионис убедился, что ей это вполне по силам. Снизившись у самого края, она едва не выпустила волшебника из объятий, скорее всего, нарочно, а он нарочно вскрикнул, чтобы подыграть ей.