Америго - [69]

Саймон вздохнул.

– Не хочу, мама, – сказал он себе под нос.

Вечером папа так и не расстался со своим портфелем. Он принес его прямо на кухню и едва не вывалил половину своих бумаг на обеденный стол, но миссис Спарклз посмотрела на него так, что он покорно сел на стул и поставил портфель между ногами.

– После праздников хотят провести Собрание палуб, – смущенно объяснил он. – Боятся, как бы оно не превратилось в праздные посиделки.

Он явно решил трудиться над черновиками до поздней ночи. Саймон понял, что стащить чистый лист сегодня не удастся, и смирился с этим. Писать ему все равно было еще не о чем. Он много раз заставлял себя думать об Океане, но это ни к чему не привело. Сны должны были приходить сами.

– Лиша, сделай-ка мне кофе, – попросил папа. – У нас осталось усердие?

Мама смерила его сосредоточенным взглядом и усмехнулась.

– Обычно я горжусь тем, как ты служишь творцам, – сказала она, – но иногда я начинаю думать, что ты самый обыкновенный болван.

Папа вновь натянул виноватую улыбку, но промолчал и все-таки дождался своего кофе. Он к тому времени достал из портфеля газету, развернул ее на странице раздела новостей законописания и углубился в чтение. Когда мама поднесла ему чашку, он не глядя схватил ее, быстро все выпил и, не отрываясь от газеты, попросил еще. Вторая порция исчезла так же скоро, как и первая; господин Спарклз, по всей видимости, нисколько не стремился распробовать этот кофе.

– Ты не видела моей шляпы? – спросил он между делом. – Второй день не могу отыскать…

– Уж будь так добр, следи за своей шляпой сам, – ответила мама. – Оставь свое чтение и поищи.

Но папа лишь неопределенно качнул головой. Немного погодя усердие начало действовать, и тогда господин Спарклз бодро сложил газету, глянул на свои часы, подхватил портфель и убежал в комнату-цветник (он давно перенес туда письменный стол – подальше от гостей жены). Он не выходил до самого утра.

Утром Альберт опоздал к завтраку. Он появился на кухне с почти белым от бескровности лицом и, похоже, все еще недовольный своими черновиками. Саймону стало сниться, что папа сделан из своих бумаг, исписанных морщинами и складками на одежде, но миссис Спарклз тут же поставила перед сыном чашку с изрядными порциями терпения и благоразумия, для порядка смешанными с кофе. После этого она занялась грязной посудой.

Папа уселся за стол и раскрыл газету. Саймон то поднимал глаза на него, то опускал их в свою чашку… а господин Спарклз тем временем рассеянно поглощал собственную порцию. Кофе исчез, ни каплей не затемнив бумагу, но строки начали двигаться – папа теперь раздумывал о чем-то, оторвав взгляд от газеты.

– Давай-ка еще благоразумия, – наконец пробормотал он.

– Подожди минутку, – ответила Фелиция, гремя тарелками.

Но Альберт ее, кажется, не услышал и продолжал нетерпеливо стучать пальцем по столу, удерживая газету одной рукой. Саймон смотрел на этот бумажный палец и чувствовал себя как-то неловко, словно должен был стыдиться своего поведения, но прямо перед ним стояло содержимое склянок, выдающее себя за кофе, и нужно было только выпить его…

Но вместо этого он осторожно придвинул чашку к газете. Папа немедленно что-то буркнул в знак благодарности и выпил все сам.

Освободившись, не подозревающая такой финт миссис Спарклз выполнила его просьбу. Господин Спарклз снова поблагодарил ее и принял и третью порцию. До этого Саймон успел незаметно вернуть свою чашку на место, и мама благополучно ее забрала.

В тот день мимо Саймона прошло множество бумажных людей – все они, понятно, были Господами в голубых костюмах. Он даже мог прочесть то, что на них было написано, но для этого приходилось следовать за ними по пятам и фамильярно разглядывать их со всех сторон. Он так и делал, потому как благоразумие его теперь не сдерживало. Пассажиры странно на него смотрели – очевидно, подозревая проявление праздного любопытства, – но ничего не говорили и просто ускоряли шаг.

В Парке Америго, он, как это ни удивительно, по-прежнему чувствовал себя пресно и решил весь день проспать в тени какой-нибудь декорации.

Вечером того же дня со стороны кормы налетел сильный ветер. Саймон попал в его холодные объятия, когда возвращался домой по 5-й Восточной улице. Ветер сорвал с него белую кепку и вынес ее за высокую ограду между палубами. Мальчику пришлось бежать к воротам. Когда он нашел их и выловил кепку под каким-то навесом, он уже порядочно взмок, а ветер стал еще холоднее! Миссис Спарклз пугала его страшными болезнями, которыми Создатели наказывали тех, кто не принимал благоразумие и вообще вел себя легкомысленно и праздно. Саймон вспомнил об этом, когда, следуя другому совету мамы, натянул кепку на мокрую макушку. Тогда он поспешил домой, в апартамент на 2-й Южной, и там выяснилось, что папа вернулся из Ратуши и уже сидит в цветнике, а мама пригласила парикмахершу миссис Саттл и увлеченно обсуждает с ней последние события на Корабле. Они обе перебегали из комнаты в комнату, не оставляя без внимания ни «примерочную», ни комнату Саймона… но когда Саймон снова оказался у себя, они перестали заходить туда и в конце концов обосновались в гостиной.