American’ец - [3]

Взгляд Фёдора Ивановича вспыхнул, а гигантские бакенбарды встали дыбом ещё пуще прежнего.

— Ну, всё, — объявил он кузену, подхватил того за подмышки, одним движением легко поднял из кресла и подтолкнул к сервированному столу. — Всё, говорю тебе. Хватит причитать. С честью твоей всё в порядке, и трусом тебя никто назвать не посмеет, и свататься можешь хоть сегодня. Про шафера я вполне серьёзно. Про сома тоже. Рецепт фантастический. Только до обеда ещё дотянуть надо.

Фёдор Петрович поднял на кузена глаза, полные слёз.

— О чём ты? У меня жизнь кончилась!

— Это не у тебя, а у Брэдшоу она кончилась! — рявкнул Фёдор Иванович, которому вконец надоело куражиться и невозможно хотелось выпить. — Никто нигде тебя не ждёт. Никто, кроме этой буженины, этой водки и меня. Буженина сохнет, водка греется, и я тоже не из терпеливых.

— Что значит — никто меня не ждёт? — Фёдор Петрович смахнул слезу и недоумённо посмотрел на кузена.

— То и значит, — сердито буркнул шутник. — Не до тебя сейчас англичанам. Особенно твоему дорогому Брэдшоу.

— Объясни же толком! — взмолился Фёдор Петрович и, неожиданно цапнув рюмку водки, залпом опрокинул её в глотку.

— Другое дело! — просиял Фёдор Иванович, тоже с удовольствием выпил, сунул в рот ломоть буженины и продолжал с набитым ртом: — А всё просто. Сам посуди: ну какой из тебя стрелок? Курам на смех. Ты когда пистолет последний раз в руках держал? Ты же художник, Феденька! Ну, так и рисуй себе на здоровье. Медальки гравируй… Когда ты из клуба отправился домой завещание писать, я к этому индюку подошёл и без разговоров оплеуху — бац! Само собой, он меня тут же вызвал. Меньше чем через час уже стрелялись. А я, ты знаешь, на пяти саженях в червовый туз луплю без промаха. Так что этого индюка жирного даже с завязанными глазами положил бы, не то что… Буженину бери, прошу тебя. Зря я, что ли, в такую рань по дождю на рынок ездил? Аромат, аромат какой — чувствуешь?! Сейчас мы ещё водочки, а потом кофею обязательно: Стёпка, собачий сын, отменный кофе варить научился — тебе понравится!

Глава II

Говоря кузену о том, что англичане сейчас заняты, Фёдор Иванович Толстой и не подозревал, насколько он прав.

Вчерашняя дуэль наделала шуму не только в обществе. Смертельно раненного Брэдшоу привезли на квартиру, а о случившемся немедленно известили британского посла.

Сэр Уильям Шоу Кэткарт, десятый лорд Кэткарт, представлявший в Российской империи — Британскую, чувствовал себя неважно. Сказывалась паршивая погода. Кто говорит о дождливом и сыром Лондоне, тот не бывал в Петербурге. На шестом десятке сэр Уильям ощущал сырость здешних болот всеми костями и даже ливером.

Он принял своё назначение послом в Петербург мужественно, как и подобает солдату. Недавно Англии удалось разрушить опасный альянс Франции — вечного своего противника — с Россией, и даже стравить их. Это стоило титанического труда и немалых денег. Теперь симпатии русских вроде бы склонялись на сторону Британии, но положение оставалось шатким. Такой перевес надо удерживать железною рукой, без трепета и сомнений. Поэтому при выборе посланника королевское решение было сделано в пользу боевого генерала, героя войны против Северных Американских Штатов и баталий с Французской республикой. Граф Кэткарт, суровый пятидесятилетний красавец, привык решать поставленные задачи жёстко, как военный: в нынешних условиях достоинство немаловажное.

В ночь на двенадцатое августа посол маялся бессонницей. Мудрено заснуть, когда суставы немилосердно ломит, старые шрамы ноют отвратительно, а живот пучит после обычной вечерней трапезы…

…хотя куропатка с грибами была явно лишней. Сэр Уильям покряхтел, поворочался под балдахином кровати «чиппендейл» в виде китайской пагоды — и решил прибегнуть к опию. Во всей Британской империи, над которой никогда не заходит солнце, лучшего снотворного не сыскать. Опий начал действовать, и блаженный сон уже сделался близок, но тут примчался нарочный с вестью о трагической дуэли.

Только этого не хватало! Брэдшоу выполнял для сэра Уильяма деликатные поручения денежного свойства. Взятка в России — привычный способ улаживания любой проблемы. Вопрос лишь в сумме и в том, как её ловчее предложить, а потом передать. Взятка действует не в пример лучше угроз или обращения к закону. Брэдшоу хорошо научился умасливать русских, ему доверяли чиновники и дипломаты, попы и военные… Потеря такого ценного сотрудника наносила посольству чувствительный удар.

К смертному одру толстяка граф Кэткарт опоздал. Несчастный Брэдшоу испустил дух раньше появления посла и унёс в мир иной небезынтересные детали последних финансовых операций. Раздосадованный генерал велел опечатать бумаги покойного и вернулся к себе. Дома его, наконец, сморило, но чуть свет он очнулся, звонком вызвал секретаря и, не вставая с постели, потребовал детального рассказа о смерти Брэдшоу.

Как раз в то время, когда один граф Толстой куражливо дразнил другого графа Толстого, секретарь пояснял сэру Уильяму тонкости взаимоотношений кузенов. Опий, одурманивший посла, никак не отпускал, и в голове не укладывалось: отчего Брэдшоу собирался наутро дуэлировать с одним Фёдором Толстым, но ещё ночью оказался у барьера с другим Фёдором Толстым — от которого и схлопотал пулю? Нюхательная соль с трудом прочищала мозги. Чёрт подери, как?! Как Брэдшоу — хитрый, осторожный, изворотливый Брэдшоу, — мог настолько глупо сунуться под выстрел?!