America Latina, или Повесть о первой любви - [17]

Пройдя пару километров по саванне, мы снова сели в пирогу и помчались вверх по реке. Плоские холмы, тянувшиеся по берегам, становились все выше, и вскоре мы оказались среди совершенно ни на что не похожего ландшафта, единственного в своем роде на Земле.

Нас окружали тепуи — плато из темно-красного базальта высотой около километра с вертикальными стенами и плоскими вершинами. Бесчисленные водопады срывались с зазубренных обрывов плато, но многие из них из-за огромной высоты не долетали до земли, рассеиваясь в воздухе. Густой лес покрывал подножия тепуи и берега реки.

Некоторые из плато были совсем небольшими и торчали на горизонте, как гигантские зубы или пни чудовищных деревьев, другие тянулись на много километров. В лесу не было видно ничего, лишь изредка срывался с ветки зимородок или пара больших зеленых попугаев-амазонов с громкими криками пролетала над лодкой.

Река эта относится к «красным» (rios colorados) — вода в ней прозрачная, красного цвета, а по поверхности плывут огромные комья пены (они образуются из омываемых потоком корней «мыльного дерева» Sapindus). Реки, текущие не с базальтовых, а с гранитных нагорий или из болот, обычно имеют черную воду (rios negros), а те, которые стекают с равнин или песчаниковых массивов, бывают мутными, светлыми (rios blancos).

Когда-то эти плато, на многие из которых практически невозможно взобраться, послужили Конан-Дойлю прообразом его «Затерянного мира». На самом деле динозавров там нет (по крайней мере на тех тепуи, которые уже исследованы), но есть много эндемичных растений и животных, приспособившихся к сырому холодному климату.

Я тогда надеялся, что в самом конце путешествия побываю в этом краю еще раз и, пользуясь сухим сезоном, сбегаю на самое высокое из тепуи — Рорайму (2810 м) на стыке границ Венесуэлы, Бразилии и Гайаны. К сожалению, пока мне так и не удалось туда добраться, так что сам я о вершинах плато ничего рассказать не могу. Но даже со стороны это пейзаж совершенно неземной красоты, особенно в сезон дождей, когда тепуи то плывут, как острова, над низким туманом, то таинственно вырисовываются сквозь пелену облаков, то сверкают острыми гранями в высекающих из туч радуги солнечных лучах.

Мы специально постарались попасть сюда в начале сезона дождей, когда облака еще не закрывают горы, а в реках уже достаточно воды. Эти несколько дней — лучшее время для вылазки к тому чуду, которое скрывается в самом сердце нагорья, среди грозных скальных массивов и стремительных порожистых рек.

Вскоре на смену крошечным изящным стрижикам (Tachornis), носившимся вдоль опушек, пришли такие же маленькие летучие мышки (Tyropteris). Днем они прячутся в свернутых листьях нависающих над водой деревьев, а с вечера порхают над водой.

Ночевали мы в тот раз на острове Орхидей — небольшом островке между речными протоками у подножия Аян-тепуи, одного из самых больших плато. Орхидеи тут и вправду растут, но только карликовые — всего сантиметр высотой. У меня перегорела лампочка в фонаре, поэтому побродить ночью по лесу не удалось, но зато мы долго болтали с нашим проводником из местного племени пемон.

Интересная у парня биография: до двадцати лет он жил с родителями под навесом из листьев на этом самом острове и ни разу не выбирался из леса, разве что полгода прожил в Канайме, чтобы выучить в школе испанский. В здешних реках мало рыбы (большинство рыб погибает от сапонинов, выделяемых корнями мыльного дерева), а в лесу можно проходить несколько недель, ни разу не увидев оленя или тапира. Так что жизнь была нелегкой. В языке пемон нет числительных больше трех: видимо, у них никогда ничего не было помногу. Но потом на Канайму обрушился вал международного туризма, и все мгновенно изменилось: теперь он работает гидом, свободно болтает по-английски, получает вполне приличную зарплату и летает в отпуск в Каракас.

Впрочем, цивилизация пока не испортила здешних индейцев: это отличные ребята, веселые, спокойные и обаятельные, чем-то похожие на хоббитов. Мы сразу подружились и все три дня продолжали подкалывать друг друга по любому поводу.

Наконец мы влезли в гамаки (до чего же здорово болтаться в гамаке, словно банан!

— заметил один из индейцев, вызвав взрыв хохота), и как раз начали засыпать, но тут начался тропический ливень — один из трех настоящих ливней за полгода, проведенных нами в Южной Америке. Сплошной поток воды не менее двух часов грохотал по железному навесу над нашими головами. Позже я нашел несколько сбитых дождем лемуровых лягушек (Phyllomedusa) — они все еще держались за листочки, вместе с которыми упали с дерева. Я тихо радовался, потому что предвидел, как подействует дождь на цель нашего путешествия. Несмотря на грохот, к утру мы прекрасно выспались. Вообще мы с Юлькой давно поняли, что устаем не от приключений, а от цивилизации.

Вместе с нами на лодке плыли еще две парочки: туристы из Германии и Англии.

Немец — типичный «фриц», жена его на первый взгляд славянского типа, но при ближайшем рассмотрении — словно персонаж плаката «арийская семья провожает воина Люфтваффе на Восточный фронт». Английская чета тоже очень характерная, типа «Темза, сэр!» Все это несколько напоминало анекдоты про русского, немца и англичанина: смешные ситуации возникали без конца. Дело в том, что испорченные женской эмансипацией европейцы относились к своим спутницам просто как к приятелям: рюкзаки строго одинакового веса и так далее. Немка и англичанка вскоре начали с отчаянной завистью смотреть на Юльку, которая одна чувствовала себя настоящей женщиной. Ведь я понимал, что ей приходится очень нелегко в таком долгом путешествии, и старался заботиться о ней, как мог.