Амёба - [25]

«Ну скажи, — просили глаза, — скажи мне что-нибудь. Я те такое в ответ скажу, что ты у меня ночами спать не будешь…»

И дырочка в голове закрылась.

— Ах ты, гадина! — сдавленно произнесла Лека. — Ноги выпрямить? Я тебе сейчас выпрямлю…

Не помня себя она шагнула к тёть-Тае. Та сказала: «Ой!» — и, отпрыгнув, захлопнула дверь. Лишь тогда Лека опомнилась.

Какой ужас! Всё насмарку! Медитировала-медитировала, почти уже достигла покоя, света — и вот…

— Да повались ты пропадом, паршивец! — вне себя крикнула Лека, пнув напоследок Вавочкину дверь.

Всхлипнула, повернулась и сбежала по лестнице.

Вавочка слышал, как спустя минуту отворилась (не сразу, в два приёма) дверь напротив.

— Бандитка… — ошалело бормотала тёть-Тая. — Управы на них нет… Ну вот погоди, приедет Маша…

Далее пошли выпады уже в Вавочкин адрес. Сначала он хмурился, слушая, потом развеселился. Уж больно лестно звучали некоторые обвинения. Теневик. Или взорвут скоро, или посадят. Девок водит со всего города. Ни стыда ни совести. И так далее.

Наконец дверь закрылась, и Вавочка, довольный, что соседи его чуть ли не крутым почитают, вернулся в комнату. Взглянул на часы. Часы стояли. Судя по теням во дворе, дело давно уже шло за полдень.

И тревога холодными быстрыми пальчиками пробежала вдоль позвоночника. Нельзя было выпускать двойника из квартиры! Бог его знает, чем он там сейчас занимается…

Рванулся к двери. Остановился. Выйти на улицу означало подставиться, но и дома он тоже оставаться не мог. Ему уже вовсю мерещились тихие внимательные вьетнамцы. Тревога гоняла его по квартире, как гоняют шваброй мышонка, и Вавочка не выдержал. Вышел на площадку. Нежно надавив дверь, защёлкнул язычок замка, испуганно проверил, в кармане ли ключ, и беззвучно сбежал по ступеням. Побыстрее миновал двор, нырнул в арку, ведущую на бывшую улицу Желябова — и пошёл, пошёл сквозь паутинчатую тень редких акаций, повторяя все петли и скидки двойника.

Остальное известно.

Он стоял, омытый цветным сумраком, возле четырёхгранной колонны у входа и с ужасом смотрел на столик, за которым царил он сам.

Это вместо того чтобы раскрутить «Ведомости»! Вместо того чтобы составить договор!..

Да и не в этом даже дело! Вы поймите: двойник не знал, что за ним наблюдают, и Вавочка, можно сказать, впервые видел себя со стороны. Это он, он сам сидел там за столиком и неумело морочил голову двум бесхозным шестёркам.

Небольшая компания, входя, бесцеремонно отодвинула его в сторонку. Он выждал и снова выглянул из-за колонны.

Это — лучшие минуты в его жизни? Его вершина? Нет! Да нет же! Нет! Нет! Он крупнее, он способен, знаете, на что? Вот, например…

Примера не было. Не было уже и полуподвальчика, и проклятого столика — он шёл по улице, страшно перекривив лицо. Он не заметил кивка попавшегося навстречу самого Пороха, он ничего уже не замечал.

Придя домой, первым делом вымыл посуду.

Войдя в «Посошок», Порох, как всегда, приостановился, давая глазам привыкнуть к сумраку. Не то чтобы он чего-либо боялся — так, привычка.

Далее левая бровь его начала изумлённо вздыматься, и Порох медленно направился к одному любопытному столику.

Шестёрки обомлели, и Вавочка понял, что сзади кто-то стоит и смотрит. Обернулся.

— И давно ты здесь? — забыв поздороваться, спросил Порох.

— Да как… — Вавочка растерялся. — Часа два уже.

— Часа два? — с недоумением повторил Порох.

— А что? — Вавочка оглянулся на собеседников, как бы предлагая подтвердить: ну, сидит человек в «Посошке» два часа подряд — и что тут такого невероятного?

Более тупого удивления Порох на своём лице в жизни не чувствовал. Шестёрки истово закивали. И Порох понял, что стоять он здесь может ещё долго, но умнее от этого не станет. Пожал плечом, повернулся и ушёл в сумрак.

— Чего это он? — озадаченно спросили Вавочку, и тревога холодными быстрыми пальчиками пробежала вдоль позвоночника. Неспроста, ох неспроста подходил сейчас Порох к их столику. Неужели всё-таки двойник имел наглость выйти на улицу? Домой, немедленно домой… Как Вавочка вообще мог оставить его одного в квартире!

Он вскакивает, направляется к официанту, на ходу доставая бумажник. Рассчитывается торопливо и покидает «Посошок», провожаемый удивлёнными взглядами шестёрок. Он даже не успевает сказать им, что на днях ему, возможно, потребуются их услуги…

Едва не переходя на бег, добрался Вавочка до бывшей улицы Желябова и, задохнувшись, остановился у ведущего во двор туннельчика. Всё. Отсрочка кончилась. Квартира придвинулась вплотную.

Отвращение, страх и злоба, подпирая горло, поднимались, как ил со дна — безвыходная, удушающая муть.

«Зеркало, — вспомнил Вавочка. — Зеркало…» И почувствовал, как отвращение обратилось на него самого. Гадёныш сидел внутри. И в тот же момент Вавочку сотрясло что-то вроде кашля. При условии, что можно кашлять всем телом. Сухая, выворачивающая наизнанку рвота — вот что это было такое.

Взвыв от страха, ослепнув от боли, понимая уже, что происходит, он выталкивал… нет, он уже отталкивал от себя всё то, что в редкие минуты самобичевания ему хотелось в себе уничтожить. Брюки, тенниска — всё трещало, расползалось по швам, туфли схватили ступни, как клещами, почти кроша сцепления мелких косточек…