И, боже ж ты мой, что Тишка увидел? На каждую дыру сетка проволочная приколочена. То-то Гомзиков их разыграл… При таком свете и не увидишь: темнеет дыра и темнеет, а проволока слилась с темнотой…
— Тишка, да ты вон в том углу посмотри, там не забито, — сказал Гомзиков и протянул руку к закоптившемуся оконцу. Насмешки в его голосе не было. Вот и пойми его. То прячет глаза, а то, когда уж вроде бы над ребятами можно и посмеяться, говорит серьезно.
— Я там две дыры не успел забить — вы притащились с музыкой… А на остальные решетки набил и крысиду нафукал…
Тишка чуть с кулаками на него не наскочил: Гомзиков же сам утверждал, что крысидом, когда фуражное зерно сушишь, пользоваться опасно.
— Так у меня ж с решетками, ребята, — оправдывался Гомзиков. — Они же сюда не проникнут… Крысид, знаешь, как действует? — спросил он у Тишки. — Она в норе в нем вывозится, начнет шерсть облизывать — и готова… Если бы не решетки, она бы, конечно, не успев облизаться, сюда выскочила и залезла б в зерно… Тогда — да, опасно…
— Но две-то дыры не заколочены?! — вскричал Тишка.
— Не успел, — развел руками Гомзиков.
— А если бы из них выскочили?
— Ну, ребята, я на вашу музыку понадеялся…
Вот и пойми его, всерьез он говорит или смеется над ними.
Алик отключил проигрыватель от электросети, молча собрал его и толкнул ногой дверь. Славка устремился вслед за ним.
— Ребята, да вы на меня не сердитесь, — Гомзиков встал в дверях, и Тишка не знал, как мимо него проскользнуть, ткнулся с одной стороны, с другой, не пройти. — Ребята, вы напрасно обиделись, я против вас ничего не имею, — уговаривал их Гомзиков.
— Ага, не имею, — пропищал сзади Тишка. — А сам все время посмеивался.
Гомзиков обернулся к Тишке:
— Милые мои, так слыханное ли дело — музыкой крысам на нервы действовать… Спервоначалу-то сомневался…
— Спервоначалу, спервоначалу, — передразнил его Тишка. — А сам и эти две дыры заколотишь?
— Заколочу, — чистосердечно признался Гомзиков и вздохнул. — И крысиду в дыры нафукаю…
— Ну, вот видишь, — Тишка чуть не ревел. Было обидно, что уж такое верное дело — из книжек вычитанное! — и то поставлено под сомнение.
Гомзиков был как никогда серьезен.
— Тишка, — сказал он грустно, — дыры-то я, конечно, заколочу, но они ведь, собаки, и в другом месте их прогрызут… Так я в сушилку и музыку проведу… Кто его знает, может, и выгоним…
Тишка видел, что глаза у бригадира не врали.
