Амазонки, савроматы, сарматы — развенчанный миф. Версия 1.1 - [6]

Ливийские амазонки

«У греков существовала версия о пребывании амазонок и в Северной Африке. «Эти амазонки самые древние, однако, исчезнувшие за много лет до Троянской войны, причем совершенно исчезла и память о них», сообщает Дионисий Скитобрахион (середина II в. до н. э.), рассказ которого дошел до нас в передаче Диодора Сицилийского (I в. до н. э.).

Эту версию затем другие античные авторы лишь повторяли [13].

«Ливийские амазонки под предводительством Мирины прошли Египет и Аравию, покорили всю Сирию, прошли в Малую Азию, где основали ряд городов и святилищ, назвав их своими именами: Мирина, Смирна, Мартезия, Отрера и другие). Мирина погибла с большей частью своего войска во Фракии. Оставшиеся амазонки вернулись в Ливию» [1].

Здесь необходимо отметить, что все источники косвенно указывают на то, что народы с развитыми амазонскими традициями (до государственными) находятся на окраинах патриархальных империй с развитыми государственными признаками:

амазонки южного Причерноморья (малая Азия) – на окраине месопотамских и среднеазиатских империй – государств, сменявших друг друга в течение нескольких тысячелетий;

амазонки северного Причерноморья, Прикаспия, Кавказа и Приуралья – на окраине элинских империй;

амазонки скандинавские, восточно-европейские, волго-донские – на окраинах Византийской империи;

амазонки Америки – на окраине империи инков;

Можно предположить, что и ливийские амазонки были реальностью северной окраины египетских царств. На рубеже третьего и второго тысячелетия до н. э., родоплеменные образования, культивировавшие традиции амазонок, стремясь сохранить догосударственные отношения после того как были вытеснены Египтянами из континентальной Африки, создали своё царство на некоторых островах Средиземного моря.

Минойский матриархат

«По изображениям на миниатюрных фресках из кносского дворца можно предположить, что женщины занимали в минойском обществе особое, можно сказать, привилегированное положение. На фресках отсутствуют изображения больших скоплений женщин в замкнутых пространствах дворцового гарема, как на некоторых египетских стенных росписях. Женщины изображаются на религиозных празднествах, где они занимают лучшие, почетные места, в то время как мужчины, почтительно соблюдая дистанцию, толпятся у них за спиной и по сторонам. Женщины, с подчеркнутой статуарностью поз и массивностью фигур, выглядят горделивыми домовладычицами.

Минойская культура, в особенности религия и искусство, несёт в себе отпечаток женских вкусов и склонностей. Женственность минойского художественного вкуса усматривается, с одной стороны, в пристрастии к миниатюрным формам, обилии всевозможных мелких деталей, явном пренебрежении законами симметрии и тектоники, отсутствии чрезмерно строгих канонов художественного творчества, с другой же – в предпочтении плавных, льющихся линий, избегании слишком резко очерченных, угловатых контуров фигур и предметов, любви к ярким, иногда даже несколько пестрым тонам в настенной и вазовой живописи, в изображениях самок различных животных с детенышами. В то же время отмечается равнодушие минойских художников к темам войны, охоты и эротики. Предполагается, что табуация эротических изображений и символов в минойском искусстве была следствием умаления значения мужчин, не способных ни к рождению, ни к вскармливанию детей.

Рис. 15. Рыболов. О. Б. Павлов. Фрагмент росписи в одном из зданий на острове Тира (Санторин). XVI в. до н. э.

На изображениях явные признаки мужского пола скрыты. Большинство мужчин тщательно выбриты. Они носят украшения. Их волосы уложены длинными, прихотливо вьющимися локонами. У них такие же тонкие талии, как и у женщин. Вместе с тем на изображениях женщин, как молодых, так и пожилых, подчеркнута совершенно обнаженная грудь. На этом фоне андрогинный облик критских мужчин ассоциировал их с большими детьми или вечными юношами, которые должны были находиться под постоянной опекой своих матерей и жен.

Рис. 16. «Жрец-правитель», «Жрец-правитель». 1600—1500 гг. до н. э. Крит. Дворец Кноссос.

В ореоле благоговейного ужаса перед землей, которой поклонялись в образе главенствующей фигуры минойского пантеона Великой богини – дарительницы жизни и в то же время ее губительницы – оказывались все женщины, в которых видели смертных двойников божества. Рядом с этими загадочными существами, приобщенными к грозным и непостижимым силам земли, миноец-мужчина, по-видимому, остро и болезненно осознавал свою слабость.

Культивируемая в критском обществе инфантильность мужчин оценивается как «третичный» матриархат, возникший в результате защитной реакции глубокоархаичного социума на чрезмерно высокие темпы развития. Пользовавшиеся огромным авторитетом как главные блюстительницы культов хтонических божеств, вызывавших землетрясения и другие стихийные бедствия, женщины контролировали поведение своих мужей и братьев, сдерживали их чрезмерную активность, что отчасти и выразилось в незавершенности развития минойской культуры» [15].

С появлением избыточного продукта, превышающего жизнеобеспечивающий продукт достаточный для физического существования отдельной семьи – рода, единицы системы первобытного общества, при определённых обстоятельствах начинали структурироваться с культивацией совершенно разных укладов жизни. Часть родов развивала скотоводческие традиции, часть – земледельческие. Сезонно-перегонное скотоводство предполагает закрепление за некой хозяйственно-производственной единицей (семьёй) некоего земельного участка, стимулирующего оседлый образ жизни части семьи. В свою очередь осёдлый образ жизни порождает необходимость поддержания постоянного семейного очага, эта обязанность естественным образом возлагалась на представительниц женской части семьи, приобретала сакраментальное значение и давала женщине более высокий статус – хранительницы семейной собственности, которая наследовалась по женской линии, так как в силу специфики труда мужчины были более уязвимы.