Амандина - [15]

— Добрый день, Соланж.

— Добрый день, отец Филипп.

Со своего наблюдательного поста у церковного окна Паула пристально следила за их приветствиями, как если у нее был особый интерес к содержимому корзины. Волнуясь, она перебирала четки, висящие у нее на поясе.

Даже Филипп расплывается при виде девочки. Нашли себе игрушку и думают, я ничего не вижу. Устроили состязание с корзинами. А я ничего не говорила, никому не угрожала, избегала их игр с девчонкой в доме, с моим драгоценным движимым имуществом, избегала их сюсюканья, их воркования. Помешанные. И Филипп — слабоумный старик. А все из-за дорогого Фабриса, один визит его высокопреосвященства, моего собственного высокопреосвященства, и любая власть обращается в пыль.

— Ах, дай мне посмотреть на нее. Дай мне посмотреть на нашу малышку, — произнес он.

Как прекрасная королева, Соланж медленно плыла по лестнице, осторожно держа на руках ребенка. Вместо того чтобы только посмотреть на нее, он взял ее на руки — напыщенный старый дядюшка — и носил по приемной, покачивая вверх-вниз, прижимая к груди и приговаривая:

— Хорошенькая. Хорошенькая, как ангел Божий.

Он спросил, можно ли этот дом назвать общим, и, все еще держа ее на руках, велел им стать на колени, благословил всех, потом благословил девочку.

— Помните, мои дорогие, работа, молитва и медитация. А сейчас еще общее пастырство для этого ребенка, лишенного матери. Я буду поддерживать ее и жду от вас проявления любви к ней в знак особой милости ко мне. Пусть она будет всегда с вами, даже в трапезной, даже в часовне, даже во время вечерней работы. Вместе с отцом Филиппом и матушкой Паулой, примером для вас, считайте ее редким подарком и учите ее обычаям нашей общей жизни.

Редкий подарок, да, и я так думала. Достаточно редкий. Я удивилась, какая небольшая отдача обещана за такую сумму. Эти деньги достаточны, чтобы купить много земли. Купить еще шато, чтобы основать новую общину. Чтобы поддержать обычаи монастырской жизни. Эти опущенные глаза, и это коллективное: «Да, ваше преосвященство». Дорогой Фабрис. И уже в течение нескольких месяцев идет игра, ребенок все время находится в общих апартаментах — ее пеленали, кормили и держали при себе, как он и поручил, — пока Соланж занята. Ребенок никогда не остается дольше трех секунд без своих преданных служанок. Они разыграли этот фарс с корзинами, чтобы сохранить мое лицо. Пусть будет так, Анник, говорила я себе. Смотрите на Филиппа. Подражайте Филиппу. Ты слишком стара, Анник, ставшая сестрой Паулой, святой матерью Паулой, слишком больна, чтобы притворяться подобным образом.

Глава 8

Потрескавшаяся фарфоровая кукла вроде бы не красива, но все не очень симпатичные сами по себе детали складываются в великолепное целое.

Я думаю, есть другой тип красоты кроме совершенной. Бледно-голубые жилки были видны через прозрачную кожу ее маленького лица, и густые черные локоны служили кокетливой рамкой для глаз с торжественным выражением. Большие черные глаза распахивались на пол-лица, когда она шла, покачиваясь, или сидела, или лежала, раскинув руки, и ждала, чтобы сестры или Филипп взяли ее на руки. Когда Паула появлялась поблизости, Амандина удирала к ней, пыталась обнять ее за лодыжки, тянула ручки к старой монахине, очарованная ее головным убором, тихо умоляя дать ей потрогать чепец, но Паула, едва замедлив шаг, соглашалась только на «добрый день, Амандина». Амандина опускала ручки, смотрела на Паулу, наклонив головку, чуть кивала, едва кивала, но достаточно, чтобы сказать «я понимаю, я знаю». Каким-то образом она все понимала.

Ах, как ты выросла, маленькая. Прибавила сто двадцать граммов за этот месяц, тебе уже около года, и ты стала пухленькая, как голубок. Маленький голубок. Жан-Батист, дорогой Жан-Батист, так тебе предан. Утром по пятницам, в десять, он выслушивал твое сердечко, постукивая пальцами по твоей грудке, смотрел на цвет твоей кожи под лампой, подводил тебя к окну, чтобы оценить тонус кожи, надавливал на ножку, нет ли отека, смотрел, как пульсирует животик. Он разглядывал твои глаза под своей лампой.

Прижимал тебя к себе, говорил, какая ты любимая, передавал тебя мне, чтобы я завязала пояс твоей юбочки и подтянула длинные розовые носочки, в то же время повторяя свои инструкции.

— Держите девочку в тепле. Держите ее подальше ото всех, кто болен. Выносите наружу, только если не холодно. Кормите ее, когда она голодна, так часто, как она хочет, но никогда не кормите или не поите насильно. Свежий воздух два часа в день или три, когда это возможно. При первом признаке, что дыхание затруднено, вызывайте меня немедленно. Матушка знает, как и где меня найти.

— А хирург? Когда?

— Я не знаю, Соланж. Мы повезем ее скоро на осмотр к Люсьену Нитчманну. Он будет принимать пациентов в Монпелье в следующем месяце. Будем тогда знать больше.

Чувствовала себя Амандина так же, как всегда. Но я видела, что теперь он меньше тревожился, когда смотрел на нее, слушал ее. Он уже не так сильно сжимал челюсти. Когда я одевала Амандину, я заметила, что он коричневыми чернилами перечеркнул целую страницу в своей папке.