Алый трамвай - [3]

* * *

Тучи. Моржовое лежбище булок. Еле ворочает даль. Утром ущелье - Свечной переулок Ночью - Дарьял, Ронсеваль.

Ночью шеломами грянутся горы. Ветры заладят свое Эти бродяги, чердачные вороны, Делят сырое белье.

Битой жене - маскарадные гранды Снятся. Изящно хотят. .............................. Гуси на Ладогу прут с Гельголанда. Серые гуси летят.

29.04.56 г.

* * *

Горячие тучи воняют сукном, По городу бродит кошмар: Угарные звезды шипят за окном, Вращается Каменный шар.

Я знаю, в норе захороненный гном, Мышонком - в ковровую прель: 'В застенке пытают зарю. Метроном Кует серебристую трель'

Меня лихорадит. - О, сердце, как лед! - Мозга пылающий жар! Косматое солнце по венам плывет. Вращается Каменный Шар.

10.11.58 г.

* * *

Вечерами в застывших улицах От наскучивших мыслей вдали, Я люблю, как навстречу щурятся Близорукие фонари.

По деревьям садов заснеженных, По сугробам сырых дворов Бродят тени, такие нежные, Так похожие на воров.

Я уйду в переулки синие, Чтобы ветер приник к виску, В синий вечер, на крыши синие, Я заброшу свою тоску.

Если умерло все бескрайнее На обломках забытых слов, Право, лучше звонки трамвайные Измельчавших колоколов.

февраль 1954

ЗАМЕРЗШИЕ КОРАБЛИ

Вечер красные льет небеса В ледяную зелень стекла. Облетевшие паруса Серебром метель замела.

И не звезды южных морей, И не южного неба синь: В золотых когтях якорей Синева ледяных трясин.

Облетевшие мачты - сад, Зимний ветер клонит ко сну, А во сне цветут паруса Корабли встречают весну.

И синее небес моря, И глаза - синее морей, И, краснея, горит заря В золотых когтях якорей.

* * *

О предзакатная пленница! Волосы в синих ветрах... В синей хрустальной вечернице Кто-то сложил вечера.

Манием звездного веера Ветер приносит в полон Запах морской парфюмерии В каменный город-флакон.

Пеной из мраморных раковин Ночь, нарождаясь, бежит Маками, маками, маками, Розами - небо дрожит.

В синей хрустальной вечернице Яблоки бронзовых лун О предзакатная пленница Ночь на паркетном полу!

19.04.1954

* * *

Если луна, чуть жива, Блекнет в раме оконной Утро плетет кружева Тени балконов.

Небо приходит ко мне, Мысли его стрекозы, Значит, цвести войне Алой и Белой розы.

Значит - конец фонарям, Что им грустить, качаясь, Льется на мир заря Золотом крепкого чая.

НОКТЮРН

Когда перестанет осенний закат кровоточить И синими станут домов покрасневшие стены, Я окна раскрою в лиловую ветренность ночи, Я в двери впущу беспокойные серые тени.

На ликах зеркал, драпированных бархатом пыли, Удвою, утрою, арабские цифры тревоги. И в мерно поющей тоске ожидания милой Скрипичной струной напрягутся ночные дороги.

Придешь - и поникну, исполненный радости

мглистой, Тебе обреченный, не смея молить о пощаде; Так в лунном саду потускневшее золото листьев: Дрожащие звезды лучом голубым лихорадит.

* * *

Я нечаянно здесь - я смотрел В отраженья серебряных крыш И совсем от весны заболел, Как от снега летучая мышь.

Захотелось придти и сказать: - Извини, это было давно, И на небо рукой показать, И раскрыть голубое окно. - Извини, это было давно...

* * *

Дикари! Нас кормят мысли Открывайте банки, Если в них еще не скисли, Мысли-бумеранги.

На охоту! На охоту! Смерть - микроцефалам! Смерть - болванам, идиотам! нас и так немало!

Только диких кормят мысли Проверяйте банки! У кого мозги не скисли, К бою, бумеранги!

ДОН КИХОТ

Помнится, в детстве, когда играли В рыцарей, верных только одной, Были мечты о святом Граале, С честным врагом - благородный бой.

Что же случилось? То же небо, Так же над нами звезд не счесть, Но почему же огрызок хлеба Стоит дороже, чем стоит честь?

Может быть, рыцари в битве пали Или, быть может, сошли с ума Кружка им стала святым Граалем, Стягом - нищенская сума?

- Нет! Не о хлебе едином - мудрость. - Нет! Не для счета монет - глаза: Тысячи копий осветит утро, Тайная зреет в ночи гроза.

Мы возвратимся из дальней дали Стремя в стремя и бронь с броней. Помнишь, как в детстве, когда играли В рыцарей, верных всегда одной.

НОКТЮРН

Он придет, мой противник неведомый, Взвоет яростный рог в тишине, И швырнет, упоенный победами, Он перчатку кровавую мне.

Тьма вздохнет пламенеющей бездною, Сердце дрогнет в щемящей тоске, Но приму я перчатку железную И надену свой черный доспех.

На каком-то откосе мы встретимся В желтом сумраке звездных ночей, Разгорится под траурным месяцем Ображенное пламя мечей.

Разобьются щиты с тяжким грохотом, Разлетятся осколки копья, И безрадостным каменным хохотом Обозначится гибель моя.

ДОМ ГАРШИНА

С камня на камень, с камня на камень Крылья ночных фонарей... Тихи и жутки, злобны и чутки Темные пасти дверей.

Холод ступенек, пыль на перилах, Стенка, решетка, пролет... Смерть расплескала ночные чернила, В пропасть тихонько зовет.

Здесь он стоял, в бледной улыбке, Серой тоской занемог Огненно-алый, злобный и гибкий, Проклятый богом цветок.

Красные листья перед рассветом Дворники смыли со стен. Спите спокойно, в смерти поэта Нет никаких перемен.

Спри, не тревожась, сволочь людская Потный и сладенький ад! Всякий философ, томно лаская Нежный и розовый зад.