Алый талисман - [4]

Комэск Гарин подметил с досадой:

— Вот нас «мессеры» и стали подлавливать при выходе из штурмовки, когда от своих истребителей отрываемся.

— Верно, — согласился Алимкин, — пусть «яки» вместе с нами в атаку на цель идут!

— Нам легче прожить, — охладил его рассудительный Дементьев, — все-таки броней закрыты. А что истребитель? Одна хорошая дырка — и готов.

В спор подключились Сморчков и Дворников — и пошел разговор в раскрутку:

— Истребители сами на штурмовку ходили, чего их учить?

— Не от хорошей жизни они ходили. Не их это дело.

— Сейчас не сорок первый, когда «ил-вторых» было раз, два и обчелся.

— А прикрывать — их дело? Ты назови в полку хоть один «ил» без заплаты?

— На то ты и штурмовик. На эрликоны трасса в трассу идешь, кто первый: или ты их, или они тебя. Четыре ствола, тысяча шестьсот снарядов в минуту — это же чертова прорва!

— Обожди, скоро легче будет: фриц так попрет, что некогда станет дырки латать. Ты видел, сколько они танков нагнали? Кто их будет бить? Истребители?!

Батя умышленно не перебивал летчиков: пусть выскажутся, злее будут. Прислушиваясь к разноголосице своих «сынков», морщился, чувствуя, что весь этот хаос суждений необходимо привести в какую-то систему. Именно этого требовал от него комдив Витрук. Ломовцев припомнил, как недавно комдив, прилетев в полк, крепко чистил его за то, что еще мало применяется новых тактических приемов. Витрук тогда так и рубанул: «Освоили «вертушку» — бомбометание с круга — и вертитесь в ней, как белка в колесе».

Припомнив сейчас этот неприятный разговор с комдивом, Ломовцев поднялся:

— Комэскам в эскадрильях провести разборы последних вылетов. Потолковать с летчиками о новых приемах ведения боя. Спрошу по всей строгости! Какие будут вопросы?

Поднялся комэск Гарин:

— Вот тут, товарищ командир, молодежь в бой просится, как быть? Проходу не дают.

— Будем планировать, — пообещал Ломовцев и, подумав, уточнил: — Наиболее подготовленных…

— А мои что, хуже, что ли? — подал с места обиженный голос Сморчков.

— И твои, Никита, соколята что надо. Не горюй, скоро всем работы хватит! — Комполка посмотрел на часы. — Ну все, сынки, хватит разговоров. Запуск по зеленой ракете.

Механик Беднов, задрав голову, неотрывно смотрел на кабину командира, стараясь не пропустить его сигнал к запуску мотора. Георгий Дворников, застегнув привязные ремни, сосредоточенно осматривал приборы и оборудование, изредка о чем-то переговариваясь с оружейником Котовым.

Котов, держась за откинутую назад подвижную часть фонаря кабины, стоял на центроплане и, кратко отвечая на вопросы летчика, кивал головой: мол, все в порядке, командир, оружие проверено.

Дворников снял шлемофон, подставил голову степному ветру, настоянному на запахах полыни и ковыля. Встретившись взглядом с механиком, понимающе подмигнул ему: «Не волнуйся, старина. Ракеты еще нет». И указал на север.

Там, на большой высоте, появился фашистский разведчик «рама» — «Фокке-Вульф-189».

Два «яка» яростно атаковали «раму»: из бескрайнего голубого простора сюда доносились глуховатые раскаты пулеметных и пушечных очередей. Но «рама» — высокоманевренная машина, сбить ее не так-то просто.

Теперь было ясно, что до той поры, пока не отгонят разведчика, вылета не будет: нельзя демаскировать свой аэродром. Крутилась же «рама» над ложным аэродромом. Ну и пусть себе.

Механик Беднов, поглядывая в сторону КП, еще раз обошел самолет, остановился у кабины стрелка. Наташа, выглядывая из-за пулемета, улыбалась ему:

— Спасибо тебе, дорогой Данилыч. И когда ты только успел их поставить!

«Их» — стальные листы, снятые недавно со сбитой машины, той самой, чей черный остов покоится на берегу Сейма, Беднов укрепил на полу и бортах заднего отсека, пока летчик и стрелок были на КП.

— Успел вот, Натаха. Что поделаешь, не позаботились пока конструкторы о защите стрелка. Видно, руки не дошли. Двоих уж ранило.

Поставил механик броневую защиту и по другой причине: остались у него дома, на Житомирщине, две дочки. Посмотрит на Наташу — и в сердце что-то перевернется, острой болью зайдется душа.

— Ты вот что, Данилыч, — Наташа вытащила из нагрудного кармана гимнастерки кусочек дюраля и протянула его механику, — вырежи здесь звездочку, да поаккуратнее, чтоб красивая была, ровная.

Беднов повертел в заскорузлых пальцах дюраль, покашлял соображая:

— Стало быть, на манер истребителей, чтоб вся слава на виду была?

Наташа покраснела, но сказала решительно:

— Не слава, Данилыч, а совесть. Те, кого мы хоронили, о славе не думали. И листы, что ты снял, и этот кусок дюраля — с их самолета. Понимаешь?

— Ну да, понимаю, конечно, чего там, — сконфузился Беднов. — Сделаю.

Над КП медленно поднялась зеленая ракета. Данилыч охнул и вперевалку побежал к носу самолета. Моторист Цыбуленко уже стоял у правой плоскости, готовый по команде механика выдернуть колодки из-под колес. Котов проворно растаскивал маскировку капонира.

Но вот Дворников поднял руку. Беднов, встретившись с его ставшим вдруг отчужденным, суровым взглядом, предупредил товарищей:

— Есть, от винта!

Георгий открыл вентиль воздушной системы, нажал вибратор запуска, и двигатель, раза два хлопнув, отозвался грозным, привычным для уха рокотом. Лопасти винта слились в сплошной, сверкающий на солнце диск. Гулкая дрожь прошла по стальному корпусу машины. Механик и моторист выдернули из-под колес колодки, и самолет, взревев мотором, натужно преодолев подъем капонира, мягко покатился по раздольному степному простору.