Алый Рубин. Любовь через все времена - [8]

Я сложила покрывала, смела с дивана крошки от печенья, взбила подушки и собрала в коробку разбросанные шахматные фигурки. Я даже полила азалию, стоявшую на секретере в углу комнаты, и протёрла влажной тряпкой журнальный столик. Затем я нерешительно оглядела идеально убранную комнату. Прошло всего десять минут, и я всё так же жаждала общества.

Интересно, что там внизу, в музыкальном салоне? Может, у Шарлотты опять кружится голова? И что, собственно, произойдёт, если со второго этажа дома в Мэйфейре переместиться из двадцать первого века в век, скажем, пятнадцатый, когда на этом месте не было вообще никаких домов — ну или почти никаких? Человек окажется в воздухе и шмякнется на землю с семиметровой высоты? А если в муравейник? Бедная Шарлотта. Но, возможно, на таинственных уроках мистерий учат летать.

Кстати, о мистериях: я вдруг сообразила, чем могу отвлечься. Я прошла в мамину комнату и поглядела вниз на улицу. У входа в дом номер 18 по-прежнему стоял мужчина в чёрном. Я могла видеть его ноги и кусок макинтоша. Сегодня наш четвёртый этаж показался мне особенно высоким. Шутки ради я подсчитала, сколько метров отсюда до земли.

Может ли человек вообще выжить при падении с четырнадцатиметровой высоты? Наверное, может — если ему повезёт и если он приземлится на какую-нибудь болотистую почву. Вроде бы весь Лондон был раньше болотистой местностью, во всяком случае так говорила миссис Каунтер, наша учительница географии. Болото — это хорошо, в болото можно упасть мягко. Чтобы потом бесславно захлебнуться в тине.

Я сглотнула. Собственные мысли меня ужаснули.

Чтобы не оставаться больше одной, я решила нанести визит родным в музыкальный салон — даже с риском быть выставленной оттуда из-за каких-нибудь суперсекретных разговоров.

Когда я вошла, тётушка Мэдди сидела у окна в своём любимом кресле, а Шарлотта стояла у другого окна, опершись задом на письменный стол в стиле Людовика Четырнадцатого, до столешницы которого, позолоченной и покрытой разноцветным лаком, нам было категорически запрещено дотрагиваться — причём всё равно какой частью тела. (Непостижимо, как столь уродливый предмет мог иметь такую ценность — во всяком случае, по утверждению леди Аристы. Там не было даже тайных отделений, мы с Лесли давно это проверили). Шарлотта уже успела снять форму и переодеться в тёмно-синее платье, напоминавшее одновременно ночнушку, банный халат и рясу монахини.

— Как ты видишь, я всё ещё здесь, — сказала она.

— Это… хорошо, — ответила я, стараясь не таращиться на её ужасное платье.

— Это невыносимо, — сказала тётя Гленда, ходившая туда-сюда от одного окна к другому. Как и Шарлотта, она была высокой и стройной, с блестящими рыжими кудрями. Такие же кудри были и у моей мамы, и — в своё время — у бабушки. Каролина и Ник тоже унаследовали этот цвет волос. И только у меня были прямые чёрные волосы. Как у отца.

Раньше мне тоже очень хотелось быть рыжей, но Лесли убедила меня, что чёрные волосы очаровательно контрастируют с голубыми глазами и светлой кожей. Лесли с успехом объяснила мне, что моя родинка на виске в форме полумесяца, которую тётя Гленда именовала не иначе как «смешной банан», смотрится оригинально и таинственно. Со временем я стала находить себя очень милой, не в последнюю очередь благодаря брекетам, которые выровняли мои выдававшиеся вперёд зубы, придававшие мне сходство с зайцем. Пусть я даже и не была такой «обворожительной, исполненной чарующей прелести», как Шарлотта, если выражаться языком Джеймса. Ха, увидел бы он её в этом мешке.

— Гвендолин, ангелочек, хочешь лимонный леденец? — тётушка Мэдди приглашающе похлопала по скамеечке рядом с собой. — Сядь ко мне и немножко меня отвлеки. Гленда ужасно нервирует меня своей беготнёй туда-сюда.

— У тебя нет никакого понятия о материнских чувствах, тётя Мэдди, — сказала тётя Гленда.

— Нет, нету никакого, — вздохнула тётушка Мэдди.

Тётушка Мэдди была сестрой моего деда. Замуж она так и не вышла. Тётушка Мэдди была маленькая, кругленькая, с детскими голубыми глазами и крашеными золотистыми волосами, в которых частенько торчал забытый бигуди.

— А где леди Ариста? — спросила я, выбирая из жестянки лимонный леденец.

— Она разговаривает по телефону, — сообщила тётушка Мэдди. — Но так тихо, что невозможно понять ни слова. Это, кстати, последняя коробочка леденцов. У тебя случаем не будет времени сбегать в «Селфриджес» и купить мне новых?

— Само собой, — ответила я.

Шарлотта переместила свой вес с одной ноги на другую, и тётя Гленда сразу вскинулась:

— Шарлотта?

— Ничего, — сказала Шарлотта.

Тётя Гленда поджала губы.

— Может, тебе стоило ожидать на первом этаже? — спросила я Шарлотту. — Чтобы не пришлось падать с высоты.

— Может, тебе стоило заткнуться, раз ты не имеешь об этом никакого понятия? — ответила Шарлотта.

— В самом деле, последнее, что сейчас нужно Шарлотте, так это глупые замечания, — добавила тётя Гленда.

Я пожалела, что спустилась вниз.

— В первый раз носитель гена перемещается в прошлое не больше чем на 150 лет, — любезно пояснила тётушка Мэдди. — Этот дом был построен в 1781 году, то есть тут, в музыкальном салоне, Шарлотта в полной безопасности. Разве что она вспугнёт парочку музицирующих леди.