Алый лев - [27]

— Оно принадлежало твоей бабушке Мор, — сказала Аойфа. — Теперь твой черед носить его, как дочери Ирландии.

Ее дыхание снова участилось, а в глазах появился голодный блеск.

Изабель встала и приняла из ее рук наряд, почувствовав вдруг, что готова расплакаться. Это было ее наследством, частью того, что принадлежало ей. Цвет ей, конечно, совершенно не к лицу, она будет выглядеть в нем больной, а неровный край вышивки заставит придворных дам в Англии и Нормандии смотреть на нее с презрением, но это не имело значения. Платье принадлежало бабушке, а ее мать сохранила его, чтобы напомнить своей дочери о том, кто она такая. Она прикоснулась ладонью к шерсти: та оказалась неожиданно Мягкой. В ее складках застыл немного кисловатый запах, смешавшийся с ароматом лаванды и кедра.

— Разумеется, — сказала Аойфа, беря ее за руку, — тебе стоит надеть его, когда ирландские лорды придут говорить с твоим мужем: это напомнит им, что ты дочь этой страны. И держи детей рядом с собой: они правнуки короля Дермота и живое доказательство того, что род Ричарда Стронгбау не прерывался. Особенно хорош средний мальчик с рыжими волосами. — Черты лица Аойфы стали жестче, приближение старости проступило вдруг как-то особенно заметно. — Мой отец заплатил нормандцам, чтобы они приехали в Ленстер и помогли ему отвоевать его земли у ирландских лордов, которые украли их у него, и они пришли, жадные, алчные, и тоже обокрали его, забрали все, что смогли. Они и сегодня ни в чем себе не отказывают. Если мы хотим выжить, нам нужно заключать союзы с наиболее влиятельными из них. Говорят, что ты замужем за великим человеком, победителем во всех смыслах. Что ж, тогда, дочь моя, используй это себе во благо и не теряй почву под ногами.

Медовуха горячила кровь Изабель. При свете, отбрасываемом очагом и свечой, и с платьем своей бабушки в руках она ощущала связь со своими предками так сильно, что волосы на затылке вставали дыбом, и казалось, что призрачные фигуры собрались вокруг огня в своих шафрановых одеждах, смотрят на нее, оценивают, достаточно ли она хороша.

— Да, — услышала она собственный голос, неожиданно глубокий, будто исходивший откуда-то из самого нутра. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы сохранить эти земли и принести им процветание.

Аойфа удовлетворенно улыбнулась.

— А, — сказала она. — Мужчины что дети, когда стареют. Никогда толком не понимают, насколько мы, женщины, сильны.

Глава 8

Замок Килкенни, Ленстер, Ирландия, ноябрь 1200 года

Изабель осторожно, из-под ресниц, разглядывала Мейлира Фицгенри. Он прибыл рано вечером, когда все домашние собирались ужинать. Перед собравшимися, среди которых были Гуго ле Ру, епископ Оссорийский, и несколько старших ирландских вассалов Вильгельма, он присягнул в верности ей и Вильгельму. Теперь он сидел вместе с ними за высоким столом. Это был сильный мужчина, с широкой грудью, однако он, очевидно, отчаянно старался справиться с растущим брюшком, а волосы на голове в спешке капитулировали. Будучи внебрачным внуком короля Генриха, он приходился родственником королю Иоанну, который дал ему пост юстициария. Улыбка была словно гвоздями приколочена к его лицу, жесткая, как вываренная кожа. Но, во всяком случае, он приехал. Они с Вильгельмом почти не надеялись, что он примет их приглашение прибыть в Килкенни, чтобы засвидетельствовать им свое почтение. Однако он не столько словами, сколько жестами и своим отношением в целом ясно дал им понять, что не позволит «клике Маршала» захватить власть, заняв место, которое он подготавливал для себя на протяжении последних тридцати лет.

В перерывах между усердным пережевыванием утки в пряном соусе он выразил удивление, что Вильгельм вообще появился в Ирландии.

— Я уверен, ваш сенешаль вполне в состоянии вести все ленстерские дела, — сказал он. — У вас, должно быть, есть гораздо более важные дела в других владениях?

— Каждое важно по-своему, и приходит черед разбираться с каждым, — мягко ответил Вильгельм.

— Я родилась в Ленстере, и эти земли являются моим приданым, — ответила Мейлиру Изабель дрожащим от возмущения голосом.

Он скривился, будто хлебнул кислого вина.

— Разумеется, миледи, но вы долго отсутствовали, и за это время все изменилось.

Изабель жестко посмотрела на него:

— Странно слышать это от вас, потому что у меня сложилось впечатление, что ничего не изменилось, да и вы, милорд, не слишком были заинтересованы в переменах.

Аойфа одобрительно кашлянула, но, когда Изабель взглянула на Вильгельма, он почти незаметно покачал головой и указательным пальцем коснулся своего кубка, что означала, что Изабель стоило унять свое раздражение. И он был прав: Фицгенри был не только их вассалом, но и юстициарием Ирландии и подданным короля.

— Ваше впечатление ошибочно, миледи, — сказал Мейлир, — но вы прибыли недавно, и вам простительно не знать, как обстоят дела.

— Что ж, вы убедитесь, что я быстро схватываю, — ответила Изабель. — Я очень хорошо чувствую, откуда дует ветер.

Она бросила беглый взгляд через высокий стол на их вассала Филиппа Прендергастского, чье равнодушное выражение лица не могло, однако, скрыть того, что он внимательно прислушивается к беседе. Его жена была сводной сестрой Изабель, дочерью валлийской любовницы ее отца. Старше ее на тринадцать лет. У нее были рыжие волосы, как и у всех де Клеров, а лицо с тонкими, изящными чертами представляло собой женственный образ Ричарда Стронгбау. Она была мила в общении, но сдержанна и до сих пор не пыталась наладить с Изабель родственную связь. Со своей стороны Изабель была готова проявить радушие, но и она была осторожной. Матильда вышла замуж за Прендергаста, когда Изабель была еще ребенком, и, сказать по правде, у них было мало общего, кроме отцовской крови.