Алюта — воздушный слоненок - [12]
По аллее идут Травка и папа. Травка держит папу за руку. Он ходил к автобусной остановке встречать папу и ведет его поскорее домой. Скорей! Скорей! Нужно ведь узнать: куда девалась Алюта? Доставил ли Травка парашют куда следует? Вернулся ли он домой тогда, когда обещал? А, может быть, с ним случилось что-нибудь другое?
Все это выяснилось в тот же вечер. Папа рассказывал, а Травка слушал.
Сообразительный Петька
Пионеры вместе с Алютой решили, что о Травке беспокоиться нечего. Ну, в крайнем случае зайдет в любую телефонную будку и позвонит домой. За ним и придут, если нужно. Радиотелефоны, правда, есть только в больших домах, зато обыкновенный проволочный телефон — в каждой квартире. Так что Травка сумеет поговорить со своими домашними. Это уж наверное.
Пионеры перезнакомились между собой и даже успели подружиться. Оказывается, девочку звали Сольвейг. А пока она не совсем большая — Соловейкой. Мальчика звали по-обыкновенному — Петькой.
Петька нашел в скомканном парашюте слоновую маску. Он сказал так, что Алюте сразу стало понятно, что он-то все знает:
— Ишь ты, противопустотный шлем. А это кислородный прибор. Правда?
И вдруг он даже просиял:
— Послушай, да ведь ты не смотреть собираешься. Ты сама полетишь на луну! Я что-то слышал, будто от пионеров тоже возьмут. А ну-ка, надень!
И не успела Алюта ничего ответить, как он нахлобучил на нее слоновую голову и стал поворачивать девочку в разные стороны. Он кричал:
— Смотри, Соловейка, это — скафандр, костюм для полета на луну! В нем можно дышать, если вокруг совсем нет воздуха!
Соловейке было смешно смотреть на Алюту:
— Не то водолаз, не то слоненок на задних ножках.
Петька поднял голову кверху и заохал:
— Ох смотри, пожалуйста! Уже шестнадцать часов, а звездолет отправляется в двадцать. Она опоздает. Давай проводим ее на солено́!
Сольвейг тоже посмотрела на небо. На облаке явственно были видны громадные часы. Маленькая стрелка часов уже переползла цифру 15, а большая подходила к цифре 24.
Часы
Тут следует поговорить о часах. И зачем они оказались на облаке и почему показывали такие необычные цифры.
Про облако — совсем просто: летит, скажем, человек на самолете, и нужно ему узнать, сколько времени. А часы вдруг остановились. Не спускаться же на улицу! Тем более, всем известно, что самолетам между домами летать воспрещено. Я тут взглянул на облако, и сразу видно, сколько времени… Да и тем, кто идет по улице, всегда видны верные часы.
Другое дело — как приделать часы к облаку. Но и это просто. Не нужно их приделывать. Часы находятся на земле. Они помещены в прожекторе, а прожектор своим лучом посылает их в небо; Вроде того, как волшебный фонарь или киноаппарат посылает лучом картину на экран.
Кто-нибудь ехидный, наверное, спросит: а если нет облаков, что тогда? Но ведь можно сделать искусственное облако. Часовой прожектор похож на пушку, и, когда на небе нет облаков, он стреляет совсем как настоящая пушка. Только не так громко. В небо летит бомба. Она разрывается в небе и выпускает из себя громадный клубок густого дыма. Если смотреть с земли, получается совсем как облако. И на это облако прожектор насвечивает часы.
На часах не двенадцать цифр, а двадцать четыре: Да оно и удобнее: после двенадцати часов дня считать дальше — тринадцать, четырнадцать, пятнадцать… Тогда не приходится объяснять, вечером происходит дело, утром ил и ночью. Вместо того, чтобы сказать: „Шесть часов вечера“, говорят просто: „восемнадцать часов“. Не нужно говорить: „двенадцать часов ночи“, а просто: „двадцать четыре часа“. А после двадцати четырех часов начинаются новые сутки: час, два, три… Так и считают время до двадцати четырех часов.
— А ну-ка, когда бывает на часах девятнадцать часов? Днем или ночью?
— В семь часов вечера, — ответил Травка (настоящий), посчитав немного на пальцах. — Да ты рассказывай дальше. Это мы в средней группе все уже знаем.
И папа продолжал рассказ.
Скорей! Скорей!
Алюта не слыхала того, что говорил Петька. На голове ее был надет шлем. Но сквозь очки она видела, как Петька радуется и торопится, как улыбается Сольвейг. Ей стало интересно, о чем они говорят. Она сняла свою маску и услышала Петькин крик:
— Скорей, Алюта, скорей! А то опоздаешь! Мы поедем с тобой на солено́. Ты возьмешь нас с собой. Мы только посмотрим на звездолет.
Алюта не совсем поняла, в чем дело, но Петька так торопился, что и она тоже заторопилась. Она сказала только:
— Давайте скорей, берите парашют. Мы отвезем его куда следует.
Сольвейг уже складывала парашют по всем правилам. Она научилась этому в пионерском отряде. Но Петька чуть не затопал на нее ногами:
— Некогда, некогда! А то опоздаем! Оставим парашют здесь. Алюта, пиши записку.
Они написали записку и прикололи ее к сложенному наспех парашюту.
— Соловейка, ты не боишься ехать в Циолковск? — спросил Петька.
Сольвейг задумалась на минуточку, а потом бойко отвечала:
— Нет, почему же? А маме мы позвоним по телефону.
— Ну, тогда бежим!
Петька схватил обеих девочек за руки и понесся к движущейся улице.
Ему очень хотелось попасть сразу на автомобильную, самую скорую полосу. Она проходила рядом с аллеей. Но прыгать на нее сразу было опасно. Нужно было сначала по движущемуся мосту переправиться на самый медленный тротуар. Петька все прибавлял ходу. Алюта еле поспевала за ним. Ей стало жарко. Костюм ее был сделан из самого легкого материала. Но все-таки он был тяжеловатый. Алюте пришлось включить охладитель. По всему телу у нее пошли прохладные, приятные ветерки. Она почувствовала себя совсем бодрой и крепкой.
