Алые росы - [9]

Нестерпимо хотелось, чтобы Сысой вот прямо сейчас открыл дверь и зашел в чулан. От жгучей ненависти в теле такая сила, что хоть десять Сысоев входи — не удержат.

— Сон-то видела, Ксюшенька? — по-стариковски гнусавит дедушка Савва.

— Иди отсюдова прочь, старый… — и зажала в испуге ладонями рот.

С младенческих лет вбивалось в голову беспрекословное подчинение старшим. Где бы ни встретила знакомого, незнакомого, остановись, поклонись. Ругать станет, скажи: «Благодарствую за учение». Дядя Устин Симеона женить собирался и в город поехал пшеницы продать, да ночью на постоялом дворе у него хомутишко украли. Приехал домой и сразу же повинился. Слез дед с печи, взял в руки вожжи: «Ну-ка, Уська, становись на колени. Мало, видать, я тебя учил. А ну, подыми-ка рубаху…»

Смирив себя, Ксюша ответила тихо:

— Видела, дедушка, да позабыла.

— Незадача какая. Я нонче видел сон шибко хороший. Проснулся — аж на душе светло. А на вот, запамятовал. Полночи лежал, вспоминал и, хоть лопни, ни тинь-тили-тынь.

Каждую ночь Саввушка видит хорошие сны и каждое утро — «ни тинь-тили-тынь».

— Незадача, — вздыхает Саввушка, — и начинает рассказывать: что солнце сегодня встало красное-красное — к ветру это; что с гор медовым запахом тянет — к дождю; а пчела очень на взятку люта — не иначе к затяжному ненастью.

Тоскливо на пасеке одному, а тут живой человек, слушает, кажется, вроде беседует. И Ксюше становится легче. Посиди-ка неделю в темном чулане одна, так козлу будешь рада.

Сообщив про погоду, Савва непременно рассказывает о себе, о временах, когда был черноусым и стройным.

— Раньше ведь парни были не то, што теперь. Не ныли под окнами, а увидел, к примеру, девку, понравилась — леса иди в перепляс, реки разлейся озерами, а он своего добьется.

Так Саввушка вчера говорил, а сегодня иначе:

— Это нынче парень увидел девку — и сразу же к ней, бесстыжий. В наше-то время парень ходит да ходит под окнами. Высохнет весь, а имя ее боится промолвить. В нашем селе, к примеру, Анка была…

Вдали видны горы, Там, наверно, сейчас цветут огоньки. Или уже отцвели? Нет, на горных лугах, возле снега еще цветут. И незабудки цветут.

Арина рассказывала, будто не так давно жили на земле Вася и Маша. В ту пору многие звери, птицы и цветы не имели еще имен.

Красивые, ладные были Вася и Маша — какие только в песнях бывают. У нее коса русая до колен, а губы алые, сочные — малина не так красна, а глаза — весеннее небо, такие же голубые и такие ж бездонные.

Вася статен, силен…

И будто пошли они раз. по ягоды в лес. Далеко-далеко. Идут. Лес все гуще. Трава все выше. Большие темные птицы летают в вершинах огромных кедров.

— Вася, вернемся, боюсь, — шепчет Маша.

— Со мной-то? Да пусть хоть сам Змей Горыныч…

— С тобой ничего не боюсь…

— Го-го-го, — кричит Вася, а лес ему отвечает со всех сторон. И боязно Маше, и радостно. Вот он какой у нее бесстрашный и сильный, Вася.

— Маша, родимая, хочешь, я тебе зверя убью?

— Не надо. Пусть звери живут. Они живые красивей.

— Хочешь, с неба тебе достану звезду и прицеплю на кокошник? Ты пойдешь, а звезда будет тропинку тебе освещать.

— Звезды на небе ярче горят.

— Но ты будешь еще красивей.

— А с меня красоты моей хватит. Ты меня любишь и больше я ничего не хочу, — засмеялась тихо, как серебряный колокольчик. — Цветочек мне подари.

— Это проще простого.

Оглянулись. Вокруг стоят кедры темные. Под ними трава разная, сучья, грибы и нигде нет цветочка.

Маша смеется:

— Звезду сулил, а цветочка не можешь достать. — Бежит вперед. Аукает: «Ау-у-у… ау-у… Я сама отыщу цветочек и буду его целовать, не тебя.

И тут поляна вдруг показалась, светлая, чистая. Трава на ней невысокая, а посередине голубые цветы…

— А-а. — радостно вскрикнула Маша и побежала к поляне. Но Вася догнал ее, поднял на руки.

— Меня поцелуй, а цветов я охапки тебе принесу. Усадил под дерево Машу и побежал на середину поляны, к цветам.

— Вася, Вася… вернись. Я не хочу цветов. Я боюсь одна…

— Не бойся, я рядом.

— Мне скучно одной…

— Слаще потом поцелуешь.

Вася добежал до цветов и нагнулся.

— Какой тебе нравится?

— Вон тот — голубой. Как его зовут, Вася?

— У него нет имени.

Шагнул Вася, и нога до колена ушла в болото. Маша в страхе крикнула:

— Вася-я… Пошто ты присел?

— Это я на колени встал, чтобы разглядеть получше цветок.

Дернулся — и вторая нога в болотной жиже увязла. Понял Вася — конец пришел, а крикнуть боится. Маша к нему побежит и тоже утонет. Пусть Маша живет.

— Вася, родненький, там болото?..

— Сиди, сиди. Никакого болота нет. И сюда не ходи. Любовью нашей тебя заклинаю.

Все глубже уходят ноги в болотную топь. Скрылись сапожки из красного сафьяна, скрылись шаровары из синего рытого бархата, голубая рубаха, расшитая красным и желтым шелками, колоколом легла на траву.

— Сиди, сиди, Машенька, я цветочек тебе выбираю. Вон еще красивей… Помнишь уговор, сюда не ходить.

— Помню, Вася.

По плечи под землю ушел. Тут он сорвал голубой цветок, что рос возле его сердца, приложил к губам и кинул Маше.

— Меня не за-бу-удь…

— Не забуду, Ваня, — громко крикнула Ксюша.

Савва забеспокоился.

— Кого ты?

В слуховом оконце видны далекие горы. Там незабудки. Там Ваня. Грудью припала Ксюша к стене. Кажется, нечем дышать. И вдруг неожиданно для себя с тоской и надеждой спросила: