Алые перья стрел - [30]

Лешка и Михась заерзали на стульях.

– Завтра? Они сегодня собираются уезжать, – сказал Лешка, когда Соня повесила трубку.

Она снова взялась за телефон.

– Горотдел милиции? Мне капитана Голуба. Здравствуй, Антон. Это Соня. Слушай, скажи, кто у вас участковый по улице Пограничной за Неманом? Зачем? А затем, что там один частник выбрасывает на улицу семью с больным ребенком. Вот и скажи своему оперу, пусть он поставит на место этого домовладельца. Пусть хоть штрафанет его для начала. Как это не имеет права? Что значит – разобраться? А я, по-твоему, не разобралась? Ты как со мной разговариваешь? Или я уже для тебя не командир взвода? Нечего смеяться, я вполне серьезно. Вот именно – приезжай. И немедленно.

Соня Курцевич хлопнула на рычаг трубку и подмигнула ребятам:

– Разводит формалистику: я уголовный розыск, а не наружная служба, надо разобраться… О тебе, Дубовик, тоже нелишне подумать. Куда это годится, что ты… Ты чего вертишься, будто на мине сидишь?

Михась действительно ужом закрутился на стуле, когда услышал, что сюда явится капитан милиции. И не какой-нибудь, а начальник уголовного розыска. Только этого и не хватало! Вот влип… Этот капитан отправится, чего доброго, лично к Шпилевскому, и пан Август сразу же накапает на Михася, чтобы отвести удар от себя. Скажет: кому вы верите? Этому ворюге, который сбывал мне краденые папиросы?

Михась ясно представлял, что из всего этого выйдет. Милиция возьмет его за шиворот. К чертям собачьим полетит дружба с Лешкой-сибиряком. Презрительно отвернется от него эта большая тетка. Худо будет Стаське, потому что кто захочет сочувствовать человеку, у которого приятель вор?

Михась впервые употребил это слово применительно к себе.

– Куда? – прикрикнула на него Соня. – Я еще не кончила звонить. Сейчас займусь твоей фабрикой. Подросткам до шестнадцати не положено работать в ночную смену. Так что лучше ты сегодня отправишься с нами к этому Мигурскому. Раз начали, сразу и кончать будем с этим делом.

Михась молниеносно сориентировался:

– Дак… я как раз туда и хотел рвануть. Застать Стаську… чтобы, значит, не уезжали.

– Это дельная мысль, – одобрила Соня. – Рвани.

Михась вылетел из обкома и перевел дыхание только в крытом подъезде дома напротив. В ту же минуту к обкому подкатил «виллис», и из него ловко выпрыгнул офицер милиции. Он был маленького роста, но такой мускулистый, что походил на тугой канатный узел.

Капитан уже входил в вестибюль, но вдруг круто обернулся. Михась не успел спрятать голову за угол, и глаза их встретились. Случайно? Вряд ли. Потому что капитан поднял руку и недвусмысленно погрозил Михасю пальцем. Потом скрылся за дверью. Растерявшийся Михась еще пару минут столбом торчал в подъезде. Ничего не придумав, он все-таки отправился к Шпилевским.

В их доме он прежде всего заглянул в угловую комнату к Стасю. Тот лежал на тощей железной койке и глядел в потолок. Михась нагнулся к уху больного и шепнул:

– Скажи матери, чтобы не вздумала уезжать. К вам сегодня начальство придет. Лешка кое-что провернул.

Стась махнул ресницами, и Михась отправился в кабинет хозяина дома. С паном Августом он говорил коротко и по-деловому.

– Мигурских не отпускайте, а сами сматывайтесь подальше.

– Нелогично! – возразил Шпилевский. – Если квартиранты будут у нас жить, то чего же мне опасаться властей и зачем сматываться?

– Есть зачем! Сами знаете.

– Папиросы твои, что ли? Кто о них кроме тебя знает? Не думаю, чтобы ты пошел доносить сам на себя, – ухмыльнулся пан Август.

Но Михась решил избавиться от него любым путем. Если исчезнет Шпилевский, ему, Михасю, жить легче. Меньше свидетелей, которые знают о папиросах.

– А может, и пойду доносить, – вызывающе сказал он. – Меня не расстреляют. Зато потом буду по-людски жить. А вот насчет вас – не знаю. Потому что тут не только папиросы, а и документик замешан.

– Какой документик? – лицо пана Августа пошло пятнами.

– Будто не знаете. Немецкий, из гетто, – брякнул Михась. – Вы чего-о-о?!

Шпилевский попытался схватить мальчишку за горло, но Михась боднул его головой в живот и вскочил на подоконник. В руке у него оказались увесистые настольные часы в мраморном футляре.

– Не подходи, панская рожа, а то тресну по плеши.

Пан Август глянул в бешеные глаза мальчишки и понял, что он действительно треснет.

– Откуда узнал? – прохрипел часовщик.

– Не твое собачье дело. Последний раз говорю: не чеши лысину, а мотай из города, если жить хочешь. К тебе уже едут. Понял, пан?

И Михась выпрыгнул в окно.

Он уже не видел, как пан Шпилевский ворвался на кухню и рявкнул жене:

– Рюкзак! Сапоги! Одеяло! Консервы!

Еще через десять минут он давал указания пани Шпилевской:

– С этим хамьем… с Мигурскими… как с родными. Терпи. Они тебе вся защита. Про меня говори, что уехал по районам искать детали к часам. Жди вестей.

На следующий вечер у Лешки был с братом разговор. Дмитрий всерьез заинтересовался его делами с Соней Курцевич. Она похвалилась Вершинину, что с помощью его младшего братца разыскала погибавшего от эпилепсии парнишку и определила его в больницу. А семье больного по всем правилам выдали ордер на комнату в доме Шпилевских. Кроме того, она всерьез занялась судьбой Лешкиного друга Михася Дубовика и уже установила контакты со спецдетдомом для партизанских сирот.