Алые перья стрел - [113]

Он бежал с чемоданом по дороге в Козляны и ждал взрыва. Но вдруг рассмеялся и остановился. В голову пришла простая мысль: диверсант не будет тратить мины на пустые брички. Взрыватели поставлены с расчетом на людей, которые покатят в экипажах кузнеца дяди Кости. А такое предстоит только завтра…

Он перешел на шаг и постучал в хату участкового милиционера, когда показался краешек солнца.

– Да ужо пошел ваш старшина. Прибег хлопчик и потянул его шукать якого-то дядьку с деколоном. Я спросонья не все разобрала. На дорогу они пошли, – раздался сонный женский голос.

Туда же двинулся и Константин Буйко. Встретив милиционера, он коротко доложил о случившемся, и они оттащили на всякий случай чемодан с минами в глубокий овраг, а сами продолжали внимательно высматривать высокого человека в кителе и сапогах.

Но тот так и не вышел на автобусную остановку. А когда в полдень автобус подкатил, в нем тоже не нашлось никого похожего. Ехали пионерчики на экскурсию в город, крупно спорили два овощезаготовителя о сезонных ценах на помидоры, баюкала младенца молодая мамаша, да какой-то веселый художник в вельветовой блузе и с золотыми зубами рисовал на обложке блокнота карикатуру на заготовителей. Он показал ее заглянувшему в автобус старшине, и тот, несмотря на всю озабоченность, невольно улыбнулся: уж больно похоже и забавно.

Дядя Костя тоже заглядывал в окна автобуса, но не узнал в разбитном и суетливом парне ночного посетителя. Да и говор был у художника не тот.

Эх, поднять бы ему глаза чуть выше: там на багажной полочке лежал-полеживал его собственный чемоданчик! Узнав за стеклом кузнеца, Шпилевский так растерялся, что не успел даже спрятать багаж. Но пронесло…

Участковый не мог ждать следующего автобуса или попутных машин: в овраге лежал опасный груз. Он взял из дому велосипед и покатил в Красовщину, к ближайшему телефону.

Противостояние

Нет, Юра Харламов, проезжая на пароме, не узнал в пижонистом художнике высокого мужчину, который вышел в сумерках из вагона. Его насторожил лишь странный поворот головы. Однако коллега весьма доказательно разубедил Юру – художнический прием. Ну и черт с ним, с золотозубым художником.

Но во время беседы с Алексеем Харламов отчетливо вспомнил другое. У студента, оказывается, образное мышление. Именно как кошка из подворотни выглянул тогда пассажир в кителе из тамбура вагона. Незаметный взгляд влево, такой же вправо, и после них уже решительный соскок с подножки.

Это не убеждало, но наводило на мысль, что Казимир Шпилевский – человек, побывавший в то же утро в райцентре и виденный бабкой Настей, и преступник, ранивший Айвенго, вполне мог быть одним и тем же лицом. Переодеться не проблема, и не велик труд сменить саквояж на чемодан Важно другое: куда он сейчас исчез и как намерен осуществить свой замысел в Красовщине?

То, что такой замысел имеется, уже не было сомнений. Слишком упорно рвался сюда агент. И повод основательный: ожидается приезд одного из известнейших людей в республике. На празднике будут все руководители района, ответственные работники из соседних местностей, гости из Прибалтики. Удайся покушение – какой толчок был бы для активизации антисоветского подполья, для распространения паники среди населения! Повод есть, агент (или агенты) где-то есть. Что же готовится врагом? Пора знать, потому что до начала праздника остались сутки. Вот о чем думали Василий Кондратьевич и лейтенант Харламов, направляясь в «Партизанскую славу» после своего разговора о глухонемом и чемодане с царапинами. «Победа» мчалась впереди, Юра пылил сзади на мотоцикле. Миновав колхозную контору, они подлетели к овощехранилищу. Здесь стояли Мойсенович, парторг, Михаил Андреевич, участковый из Козлян и капитан-сапер.

– Показывайте! – бросил подполковник.

Ему показали четыре упругие пластиковые капсулы, каждая величиной с мизинец. На них отчетливо чернела цифра «60».

– Нуте-ка, прикинем, на какое время запланировал брюнет в сапогах взрыв наших передовиков? – сказал Василий Кондратьевич. – Старшина! Когда, по словам кузнеца, был у него этот любитель «Беловежской»?

– Выходил к бричкам в три часа. У Буйко ходики в кузнице, он засек.

– Умница партизан, помню его. Значит, взрыв планируется на пятнадцать часов завтра. Парторг, дайте, пожалуйста, регламент праздника. Та-ак. Митинг… последний сноп… награждение. Ага: с четырнадцати до шестнадцати катание на тройках, игры, соревнования. Совпадает. А когда наш «гость» мог увидеть этот сценарий?

– Ну, это не проблема… – замялся парторг. – Мы его за две недели размножили на машинке и всюду разослали.

– И то верно, не проблема. Товарищи председатель и парторг, нам нужны три-четыре сметливых комсомольца, желательно служившие в армии. Но… сами понимаете!

Мойсенович ухмыльнулся:

– Вроде не в наших интересах разводить панику. Только и вы уж, уважаемые товарищи, не дайте испортить праздник.

…Шпилевский заканчивал писать лозунг на пароме, когда на него въехали «Победа» и мотоцикл. Он вместе с ними сплавал на деревенский берег, продолжая орудовать кистью, но и там не успел окончить работу до следующего рейса. В этот раз на палубу зашли двое колхозных парней и все тот же широкоплечий. На Казимира они внимания не обращали. На песчаном берегу троица направилась к лодке Дударя, ощетинившейся удочками. Один из парней зажестикулировал, словно матрос-сигнальщик на палубе. Глухонемой свернул удочки, подплыл к берегу и вышел из лодки. Вся компания погрузилась в нее и вскоре скрылась за поворотом. Старик зашагал к парому, ступил на палубу и направился к Шпилевскому.