Алые маки на серых скалах - [27]

Они стояли посреди дороги, не замечая, что мешают людям, задавая друг другу вопросы и не успевая на них отвечать. Наконец Лазьян предложил пойти к нему в гостиницу.

— Посидим, поговорим… Там столовка есть, угощу тебя по своим делегатским талонам.

— Делегатским?

— А то каким? Астраханская парторганизация послала меня на Восьмой съезд партии. — Лазьян гордо выпрямился и смеющимися глазами посмотрел на Асю: знай, мол, наших!

— О-о! Значит, и Ленина ты видишь! — с завистью воскликнула Ася.

— Вижу и слышу! Мало того, вчера подошел и за руку, как многие делегаты-смельчаки, поздоровался с ним.

— А он ничего не спросил: откуда, мол, кто такой?

— Чудачка… Если он каждого делегата будет расспрашивать, ему и жизни не хватит. Нас ведь много! Ну пошли, мешаем, — Лазьян потянул девушку за руку.

— Я на поезд спешу! — с сожалением сказала Ася и быстренько рассказала о себе и своей работе.

Лазьян внимательно оглядел ее, будто только что увидел, и озабоченно поднял брови.

— Прямо скажу — неказистый у тебя вид. Подогнала бы хоть форму по фигуре, а? — Тон у него был дружеский.

Ася зарделась. Вот еще! Разве в форме дело? Она же военный комиссар, не может в гражданском ходить… И разве у нее есть время заниматься этим?

— Ерунда. Сойдет и так! Ты лучше скажи, как там в Астрахани? — переменила тему Ася.

Ей очень хотелось поговорить с Лазьяном! Но надо было бежать, чтобы успеть к агитпоезду, отправлявшемуся в Тулу.

— Буду в Москве через пару дней. Зайди в общежитие, поговорим. Я письмо передам своим, ладно? — уже убегая, умоляюще крикнула Ася.

Через два дня, вернувшись в Москву, она нашла на своей кровати в общежитии сверток с запиской:

«Сатана, дорогая! Как делегату мне и всем товарищам было разрешено взять из реквизированного буржуйского барахла какую-нибудь вещичку для семьи. Я выбрал для тебя пальто. Не ходить же тебе в московские холода в ветхой шинелишке? К родителям твоим зайду, передам поклон. Сейчас спешу на поезд. Ну, будь! С товарищеским приветом. Лазьян».

Ася раскрыла пакет и ахнула: суконное пальто палевого цвета, с шелковой того же цвета подкладкой и с огромным лисьим воротником.

— Какая-нибудь мадам щеголяла в нем, — насмешливо сказала соседка по общежитию Фрося Сидорчук. — Небось целый капитал стоит? А ну-ка надень, поглядим! По-барски — это «манто» называется…

Асе было смешно и грустно видеть себя в чужом дорогом пальто и солдатских сапогах. Фрося, будто не узнавая, оглядывала ее.

— Глянь-кось… Недаром говорят, что одежа красит человека! Совсем другая стала… Ну-ка дай сюда, — и Фрося стянула с плеч Аси «манто».

Пушистый воротник так удивительно оттенил лицо Фроси, что она неузнаваемо похорошела. Любуясь девушкой, Ася с облегчением сказала:

— Носи, Фрося.

— А к чему это мне? Я постесняюсь в нем на люди выйти, — Фрося поспешно сняла пальто. — Потерпим пока. У нас ведь революция! Нам не до жиру!

— А мне оно к чему? Ну и Лазьян… — развела руками Ася.

Фрося с жалостью поглядела на расстроенную соседку и стала ее утешать, говоря, что человек добра хотел, благодарить надо…

— Видно, в буржуйском барахле попроще вещей не нашлось! Положи, авось пригодится! На хлеб обменяешь или еще чего…

Ася постелила пальто под простыню: теплее будет спать. Не знала она, что эта неуместная ныне вещь очень скоро понадобится!

Третьего июля девятнадцатого года Деникин отдал приказ о наступлении на Москву по трем направлениям. На правом фланге действовала Кавказская армия, в центре, двумя колоннами, шла Донская армия, с левого фланга двигалась Добровольческая офицерская армия.

В эти трудные дни было опубликовано письмо Владимира Ильича «Все на борьбу с Деникиным». Оно начиналось словами:

«Наступил один из самых критических, по всей вероятности, даже самый критический момент социалистической революции…»

Несмотря на беспрерывные мобилизации на фронт, предприятия, заводы, фабрики работали на полную мощь за счет энтузиазма и героических усилий народа. Хотя хлеба в городе выдавали мало, а на Сухаревке спекулянты продавали буханку по сто рублей, рабочие все же отрывали часть от своего скудного пайка в пользу голодающих детей. Народ жил одной мыслью: не сдаваться и победить.

Парни из общежития уезжали на фронт, девушки — тоже. Стремилась туда и Ася. Но каждый раз в ответ на ее настойчивые просьбы Варя Каспарова сухо говорила: «Подожди, придет и твой черед».

Однако в этот свой приезд она решительно начала новую атаку. В вестибюле бюро военных комиссаров висел огромный плакат, с которого красноармеец с винтовкой в руке сурово обращался к каждому входящему: «Ты записался добровольцем?»

В бюро то и дело хлопали двери. По коридорам сновали люди в кожаных куртках, в шинелях, в матросских бушлатах. В маленьких прокуренных комнатах оперативно решали неотложные фронтовые вопросы.

У Каспаровой было совещание. Ася решила ждать: пристроилась на одной из скамеек рядом с тонкобровой ясноглазой девчушкой, тоже, как она, в военной гимнастерке и сапогах.

— Небось на фронт пришла проситься? — спросила девушка. В голосе ее слышалась обида, будто Ася в чем-то перед ней провинилась.

— Ну а если да, то что? — приняла вызов Ася.