Альянс мусорщиков - [7]

Я застонала.

— Знаю, это была ошибка. Мне следовало проявить такт, притвориться, будто я обдумываю предложение, прежде чем сказать «нет», но ответ сам вырвался. Изверг взбесился. Он сказал…

Я поколебалась, не желая повторять злые слова. Меня не волновало отношение Изверга к моему брату и оскорбление внешности — я знала, что не отношусь к красавицам альянса, — но мне не понравилось утверждение, будто Доннел — не мой отец.

— Он сказал очень неприятные вещи, — опустила я подробности.

Ханна нервно пожевала указательный палец в перчатке.

— Ты разозлила Изверга. В гневе он может быть очень опасен. Вспомни историю, откуда взялось его прозвище.

Я поморщилась. Это произошло еще до того, как последние гражданские покинули Нью-Йорк. Извергу тогда было всего шестнадцать лет, но он поймал одного из гражданских и посадил того в клетку. Рассказы, что случилось потом, в детстве вызывали у меня кошмары.

— Я видела, как сегодня утром ты пришла в вестибюль с Доннелом, — сказала Ханна. — Ты говорила с ним?

— Недолго.

— О чем?

Доннел приказал мне утаить прибытие самолета, поэтому я уклонилась от вопроса.

— Я была на крыше, оттуда хорошо наблюдать за погодой.

— Если бы ты сказала Доннелу, что отвергла Изверга, думаешь, он поддержал бы тебя?

Я не хотела пугать Ханну, но считала жестоким позволять ей питать ложные надежды.

— Не думаю, что могу на это рассчитывать. Доннел упомянул о моем дне рождения и сказал, мол, хочет поговорить со мной о будущем.

Ханна издала слабый придушенный звук.

— Звучит, как предупреждение. Доннел собирается выгнать тебя из Сопротивления?

Я попыталась придать голосу спокойствие и уверенность.

— Он просто сообщил, что поговорит со мной. Это необязательно означает что-то плохое.

— И не похоже на что-то хорошее, да? — Ханна вновь пожевала палец. — Если Донелл выгонит тебя из Сопротивления, ни одно из других подразделений не пожелает принять девушку со сломанной рукой.

— Моя рука полностью зажила, — ответила я.

— Нет, не зажила. — Ханна раздраженно прищелкнула языком. — Она все еще болит.

— Иногда немного поднывает, — признала я. — Но это лишь временная проблема из-за холодной зимней погоды.

— Неважно, временная она или нет, — возразила Ханна. — Если Доннел выставит тебя из Сопротивления, тебе придется выпрашивать членство в одном из оставшихся подразделений. Их лидеры припомнят тебе поступок твоего брата, а плохо залеченная рука станет дополнительной причиной для отказа.

Она помолчала.

— Тебя могут бросить выживать на задворках альянса, Блейз. Ты не понимаешь, насколько это сложно. Я понимаю. Я жила такой жизнью два года в Лондоне.

Меня подмывало сказать, что и я понимаю. Одиннадцать лет назад отец Ханны боролся со Льдом за лидерство в лондонском подразделении, проиграл и умер от ран. На следующий день Лед официально изгнал Ханну и ее мать. Я видела все мучения, через которые они прошли в следующие два года, поскольку каждый день ускользала, чтобы навестить подругу, принести ей остатки еды и другие мелочи.

Но наблюдать за кем-то, проходящим испытания — не то же самое, что переживать их самому, так что Ханна, вероятно, права.

Лицо подруги болезненно вытянулось.

— После гибели мамы в той глупой аварии, я бы умерла от голода, но ты уговорила свою мать обсудить мое дело со Льдом. Он позволил мне вернуться в лондонское подразделение, но пользовался любой возможностью, чтобы показать, насколько я там не ко двору. Когда мы прибыли в Нью-Йорк и Доннел захотел, чтобы вы с братом вступили в Сопротивление, я перепугалась. Я знала, что Лед не захочет оставлять меня в лондонском подразделении без тебя.

Мой разум возродил воспоминание о непроницаемом лице Льда, его бесстрастном тоне и точных словах, которые он сказал Симусу и мне в тот день:

— Ваш отец предложил вам обоим вступить в Сопротивление, и три нью-йоркские подразделения решили, что вы должны принять это предложение. Они неохотно согласились дать прибежище и нам — бездомным бродягам, — поскольку знают, что большее количество людей обеспечит всем лучшую жизнь, но не потерпят, чтобы дети Доннела оставались с нами в случае, если это даст преимущество лондонскому подразделению перед остальными.

Вспоминая тот день, я всегда попадала в бессмысленную петлю размышлений о том, что произошло дальше, и рассуждений, могла ли я сделать что-то, чтобы все обернулось иначе. Мне стоило заметить: в поведении Симуса проявилась какая-то ужасная неправильность. Я знала, что он ненавидит нашего отца, который оставил его в детстве. Я ожидала, что Симус воспротивится насильному переходу в Сопротивление, но нас приняли с распростертыми объятиями как обожаемых детей Доннела, и брат, похоже, наслаждался, находясь в центре внимания.

В то время я не посчитала это странным. Я смутилась, встретив наконец своего легендарного отца. И верила, что Симус чувствует то же самое, но он не забыл прежний гнев. На самом деле, брат испытывал новую, еще более горькую обиду на Доннела, полагая, что наша мама осталась бы жива, забери Доннел семью с собой в Нью-Йорк на несколько лет раньше.

Собирая сведения, необходимые, чтобы отомстить за смерть мамы, Симус скрывал свои чувства. Через две недели после нашего прибытия в Нью-Йорк брат ушел, и на следующий день все порталы в Нью-Йорке умерли. Через три часа после этого мы с Доннелом устроили жаркий спор, наговорили друг другу невероятно жестоких слов, а с тех пор не рисковали обсуждать личные темы.