Альвийский лес - [148]

Стремительно, как всегда в Марке, стемнело. Императору устроили шатёр, и он удалился отдыхать. Парень еле на ногах стоял после вчерашнего боя и сегодняшнего марша — не так от физической усталости, как от обилия впечатлений. Следом тихо удалился гильдмайстер — у него шатёр как бы не роскошнее императорского. Дорант, Кинтан, Красный Зарьял, Венеу и несколько дворян, всегда отиравшихся возле командования, сидели вокруг костра, ужинали чем боги благословили и неторопливо переговаривались. У Доранта от усталости даже мысли в голове перестали ворочаться; мозг его лениво и медленно жевал одну и ту же фразу: "Если до утра ничего не придумаем, придётся штурмовать".

На бастионах зажгли многочисленные факелы, тусклым шевелящимся светом выхватывающие из тьмы стены на половину высоты.

Тут к костру внезапно и бесшумно вышел альв и без единого слова стащил печёную патану. Уселся, отвернувшись, и сгрыз, после чего потянулся за следующей.

У Доранта будто свежим ветром голову прочистило. Он отставил баклажку с красным вином, к которой хотел уже приложиться:

— Венеу, собирай своих напротив ворот. Пусть будут наготове все, у кого есть кони. Остальные пусть отдадут им весь огнестрел, мне нужно, чтобы у каждого было не меньше двух пиштолей, заряженных картечью. Зарьял, мне нужны все твои люди, кто умеет ходить по лесу. Кинтан, ты со своими остаёшься следить, чтобы никто не выскочил: сменишь гаррани, они мне нужны будут в другом месте. Господа, кто со мной? Я намерен ближе к утру взять эту крепость.

И он, собрав по углам задремавшей было памяти все альвийские слова, какие смог вспомнить, постарался объяснить альву свой замысел.

А потом ещё раз объяснил то же самое своим офицерам.

Глава 10. Уаиллар

1

Когда Уаиллар, закопчённый дымом громотрубного порошка, покрытый кровью — по большей части не своей, хотя и у него шкура была кое-где попорчена, — прихрамывая, вернулся к повозке, где оставил своих женщин, он увидел эту повозку перевернутой на бок и горящей. Четвероногое, запряженное в неё, валялось рядом на земле, дёргая ногами и иногда головой — похоже, в агонии. Вокруг были лужи крови, лежало несколько трупов круглоухих, в железе и без, и не видно было никого живого.

Тут его будто ледяной водой облило. Он же бросил Аолли и Уаларэ, даже не сказав им ничего, когда кинулся мстить за убитую Оллэаэ. Где их искать теперь? Что с ними? Цела ли Аолли? Что с ребёнком?

Воин уже собрался бежать куда-нибудь на поиски — как на плечо его легла тёплая и такая родная рука:

— Ты жив, мой аиллуо! Ты ранен?

— Это не моя кровь, любовь моя. У меня всё хорошо!

Он тут же непроизвольно дёрнулся, потому что жена задела один из порезов. Она осторожно расправила слипшуюся шерсть и обеспокоенно проговорила:

— Ты всё-таки ранен. Сейчас я тебя оботру и поговорю с твоими ранами.

— А где Уаларэ? Где маленький?

— Не беспокойся, они в безопасности. Я спрятала их под эуллоу вон там, — и она безупречно изящным, как всегда у неё, жестом указала на низкий кустарник шагах в тридцати.

Только аиллуа из их клана — да что там, только его Аолли могла кого-то спрятать в столь неподходящем убежище. Эуллоу был кустарником низкорослым, густым и колючим, с редкими ветками, растущими от толстого корневища. Из него обычно устраивали колючие изгороди от животных, и это было сложно. Как Аолли уговорила его пропустить женщин в заросль и сплести за ними ветки?

Бой давно утих, выстрелы отгремели, лязг железа прекратился, и только стоны и жалобные крики многочисленных раненых раздавались со всех сторон. По месту битвы сновали круглоухие, то и дело наклоняясь к лежащим живым и мёртвым телам — и то и дело сверкая клинками в последнем ударе, избавляющем безнадёжного бойца от страданий. Уаиллара при виде этого передёргивало: круглоухие повернулись в этом бою незнакомой стороной, проявив качества настоящих воинов — но и невероятную жестокость: никто из аиллуо не стал бы добивать раненых врагов так мучительно. Муки — для пленного здорового воина у столба пыток, где он должен иметь возможность показать мужество. А раненый враг — да и свой — должен уйти мягко, без мучений, как в сон.

То, что Уаиллар видел сегодня, было для него совершенно неожиданным. Аиллуо всегда били круглоухих как хотели — но круглоухих никогда не было столько, и их обычно били, застав врасплох. Сейчас же воин участвовал в сражении, где бойцов было в десятки раз больше, чем всех аиллуо клана, где обе стороны были готовы к бою, и где ожесточение, воинские навыки и мужество с обеих сторон не могли не внушать уважения.

Уаиллар, кажется, понял, что заставило старейших когда-то объявить запрет-уарро на походы чести в большой аиллоу многокожих.

Уаларэ с маленьким выбрались из кустов эуллоу, и женщины принялись вдвоем помогать своему аиллуо обтереться и вылизаться, очищая его от грязи и крови. Нет ничего приятнее после боя, чем ощущение быстро заживающих под уговор женщины порезов, — подумал Уаиллар, — жалко, что воинам это недоступно: женщин в походы чести не берут.

На них никто не обращал внимания: круглоухие были заняты своими делами, и только пробегая мимо косились на альвов — в войске к ним за поход успели привыкнуть.