Алтунин принимает решение - [26]

- Смотря какого человека. И не важнее, а выше.

Скатерщиков стукнул кулаком по столу.

- Я добился самостоятельности! Понимаешь? А ты тянешь меня назад, чтобы я у Самарина был на побегушках. Тут я фигура, начальник. А там кто я? Извольте выполнять приказы Юрия Михайловича! Да мне надоел его и твой деспотизм до смерти. Вы меня со своими изотопами мордовали, в черном деле держали. А я уже тогда мог бы стать фигурой. Я сам добился всего, сам!.. И отдавать ничего не собираюсь. Не хочу. Опротивели вы мне все с вашим кипением и борением, не хочу таскать для вас каштаны из огня. Ты знаешь, почему Карзанов до сих пор не женился, а от тебя жена скоро сбежит? Вы с ним лишены элементарной человечности, вы функция производства, и жизнь ваша лишь функция. Вы и любовь и семью - все подчиняете производственным интересам, да и невозможно представить вас вне производства. Вас там просто нет и не может быть. Ваш быт - это и не быт вовсе, так как и вне завода вы живете не высшими наслаждениями, какие дает человеку искусство, спорт, туризм, общество утонченных друзей, понимающих смак во всем, умеющих отличить хорошее вино от плохого, а все теми же заводскими делами, своей железной прозой. И даже не подозреваете, что люди и работают-то для того, чтобы жить вот такой полнокровной жизнью, развлекаться, холить себя, продлять свою молодость, воспитывать детей. Вы заражены гигантоманией, а я умею довольствоваться малым. Счастье, Алтунин, не в концентрации и даже не в реконструкции производства, а в том, чтобы быть независимым... Впрочем, не поймем мы друг друга: ты ведь никогда не был независимым. А я независимый, начальник, сам себе голова.

Сергей слишком хорошо знал Скатерщикова, чтобы придавать значение его словам. Обычные кривляния Петеньки, ребяческое дурачество: старается циничными выкриками разозлить Алтунина, вывести его из себя, увильнуть от сути разговора. Другой на месте Сергея стал бы негодовать, стыдить его, а Сергей лишь похохатывал. Никакими утонченными друзьями, умеющими отличать хорошее вино от плохого, Скатерщиков, разумеется, до сих пор не обзавелся - не до того: цех висит на шее, требует полной отдачи. Холить себя, развлекаться тоже некогда: на должности начальника кузнечного цеха за день так наразвлекаешься и нахолишься, что приходишь домой чуть тепленьким. А работать Скатерщиков умеет - чего не отнимешь, того не отнимешь: зубами вгрызается в дело.

- Все? — спросил Сергей, когда Скатерщиков изошел криком. — Экий ты, милой, гедонист с ватой в ушах. Рано стал заботиться о продлении молодости. Молодость продляют в старости... Я ему про дело, а он завел заигранную пластинку. Кого обмануть хочешь? Ну, при чем здесь твои мелкие, эгоистические интересы? Жить в обществе и быть свободным от общества?.. Речь идет о повышении уровня производства, а ты зубами держишься за должностишку. Не смеши людей. Мы ведь с тобой такое можем завернуть! И от непрофильной продукции избавимся и одним махом дадим основным производственным фондам максимальную нагрузку... Ритмичная работа... Это же все для человека, для наших рабочих, чтобы они могли проявить себя в полную меру да и денег больше заработать...

Скатерщиков нетерпеливо взглянул на часы, бросил сердито:

- Время зря тратим.

- Значит, не принимаешь? — Алтунин поднялся, сообразив, что его выдворяют.

- Не принимаю и считаю твою затею вредной. Смотри, допрыгаешься!

- Ну, как знаешь. Была бы честь предложена... Эх, Петро, Петро! Если тебе неизвестно, могу сообщить: ваш главный Пригожин за объединение кузнечных цехов!

Скатерщиков взглянул на него оторопело, застыл с пустым стаканом в руке.

- Разыгрываешь?

- Нет, не разыгрываю. Спроси у него сам. Так что союзники у меня будут...

Он вышел под разрумяненное солнце. Все так же верещали лебедки и так же расслабленно нежились в тени собаки. Все то же.

Можно было бы и не ходить к Скатерщикову: ведь наперед знал, чем все кончится.

Можно было бы. Но нужно.

6

Алтунин опять в родном цехе, где знает каждого человека, каждую машину. Здесь в отличие от Второго машиностроительного все в общем-то на уровне последнего слова техники: могучий гидропресс, занимающий целый пролет; длинный ряд серебристых камерных печей, в которых нагреваются многотонные слитки; ковочные манипуляторы - гигантские кузнечные клещи на колесах; защитные асбестовые экраны со слюдяными окнами; дымоуловители; сильные вентиляторы в подвале цеха.

Словно в бронетранспортере, сидит в кабине своего манипулятора Роман Царев, Через прозрачный экран видно его темное лицо, глаза прикрыты большими фиолетовыми очками - сразу и не узнаешь человека. Но это он, Царев. А у парового молота с правой стороны - Шадриков. Ему не больше восемнадцати - нос задорно вздернут, во всем облике лихость.

По малиновому туману полоснул резкий звук сирены. Царев и Шадриков напряглись, подобрались. Сейчас начнется ковка, многотрудная свободная ковка. Эти двое покажут, на что способна молодость...

Манипулятор развернулся, выхватил из печи пылающий, как солнце, пятнадцатитонный слиток, снова развернулся и бережно положил его на зеркало нижнего бойка молота. Царев без заметных усилий брал на себя рычаги, отталкивал их, жал на кнопки: слиток переваливался с боку на бок, поднимался, опускался. Кузнец Шадриков в это время нажимал на рукоятки управления молотом - и тяжеленная "баба" шмякала по слитку.