Альтернативный солдат, или Приключения юного балбеса в доме престарелых, веселые и не очень... - [20]

- … вот так. А чего она подкрадывалась? – закончил повествование о ночном происшествии Стас.

Директор некоторое время молчит, указательный палец выбивает азбуку Морзе по крышке стола. Клыкова тоже не произносит ни слова, соблюдая субординацию.

- Ладно, Куренков, идите пока. Я приму решение позже, - устало произносит директор. По лицу Валериана видно, что всю эту историю он трагедией вовсе не считает, так как жалобы на Марьку и его уже достали. Но, с другой стороны, среагировать надо, иначе лишишься хорошего информатора.

Обитатели мужской палаты встретили Стаса как героя.

- Юноша, вы претворили в жизнь чаяния всех жителей сего дома милосердия. Виват, гардемарин! – замысловато приветствовал Стаса бывший актер Поцелуев.

- Хорошо впендюрил! – радостно затряс стриженой башкой Таранов.

- Фу, Петр! Прекратите говорить двусмысленностями, - укоризненно произнес Поцелуев.

- Жаль, ведро было пластиковым, - посетовал Давило. – Вот бы железным!

- Скажи еще чугунным, антихрист, - возмутился Благой.

Семен радостно крякнул и мечтательно закатил глаза. Видно, представил картинку в мельчайших деталях. Кувалдин, как всегда, промолчал.

- Да ладно вам, - невесело махнул рукой Стас. – Марьяна начнет кляузы писать во все инстанции, заколбасит Валерьяна по-полной, а он меня.

- Так мужайтесь, юноша! – воскликнул Поцелуев. – Моральные невзгоды преходящи, тем более что выгнать вас все равно невозможно.

- Это почему?

- Потому что говно убирать некому, - ответил прямолинейный Таранов. – В этом бл … ском заведении никто не хочет работать.

- Разве? Санитарки и няньки везде.

- Такие же старые клячи, как на женском этаже. Им идти некуда, вот и протирают казенные халаты в богадельне. А еще нашу еду домой в баночках таскают.

- Отношение к людям свинское! Ты еще не везде был, пацан, лежачих не видел, - пробурчал Давило. – По-бухтит Валерьян, но дальше дело не пойдет.

- Да? Ладно, поднимайте копыта, господа, начну полы мыть, - улыбнулся Стас …

- … ты не должен спускать это происшествие на тормозах, Валериан! – резким голосом требует Клыкова. – Мальчишка распустился! Марьяна Сергеевна имеет право проконтролировать работу служащего Куренкова.

- Контролем здесь занимаемся мы с тобой, Клео. Остальные только работают, - возразил Поспелов.

- Согласна. Но Куренкова следует примерно наказать.

- Как? Ниже должности нет, он получает мизерную зарплату, лишить премии нельзя. Пожаловаться в военкомат? Так они переведут в другой интернат и мы лишимся дармового работника. Все, что я могу, так это при всех отчитать сопляка.

Валериан вышел из-за стола, прошелся по кабинету, пальцы коснулись дверной рукоятки, язычок замка тихо щелкнул.

- Клео, не придавай излишнего значения мальчишеской выходке. Ты сама знаешь, какая гадина эта Марька или как там ее, - заискивающе сказал Поспелов, при этом ладонь левой руки коснулась туго стянутых узкой юбкой ягодиц Клеопатры, а правая легла на талию.

- Нет, Валериан! – поспешно ответила Клыкова и отступила на шаг. – Мне не нравится, что ты так отзываешься о нашей лучшей сотруднице. Все в интернате должно быть под нашим контролем.

- Да знаю, знаю … - забормотал Валериан. Он нетерпеливо прижал Клыкову к себе, но заместитель ловко вывернулась из рук директора, в глазах мелькнул огонек. Сердитый голос зазвучал еще громче:

- Валерьян, мальчишку надо наказать!

- Ладно, - вздохнул Поспелов, - но сор из избы не выносить.

После обеда Стаса нагрузили работой так, что на ум поневоле пришло сравнение с Золушкой. Служащему Куренкову было предписано убрать женскую половину, затем мужскую, помочь на кухне убрать со столов после ужина и опять же вымыть полы в комнате приема пищи. Стас хотел было возразить, но взгляд Куксы был таков, что предпочел промолчать – ну ее! Опозоренная и травмированная Марьяна Сергеевна отпросилась на три дня для «восстановления разрушенной нервной системы» - именно так она сформулировала в заявлении причину для отгулов. Клыкова вменила в обязанности Стаса и дежурство по мужскому этажу, так как оттуда санитарку переводят на женскую половину вместо «болящей» Марьяны. Поздно вечером Стас запер входную дверь на замок, дополнительно наложил самодельный засов.  От усталости руки дрожат, как с перепоя, ноги словно свинцом налиты, в голове вяло переворачиваются коротенькие мысли на тему – как откосить в следующий раз? «Все что ли»? -  подумал Стас. Взгляд скользит по сумрачному коридору, на мгновение останавливается на двери в столовую.  «Интересно, сегодня лунатик гулять будет? Что-то давно не видно», - размышлял он, с тоской глядя на топчан в каморке сторожа. Деревянный лежак теперь показался ему царской кроватью. Увы, теперь придется коротать ночи за столом дежурного по этажу. Спускаться вниз Кукса категорически запретила. А если что, санитарка с женского отделения настучит. Стас поднимается по лестнице, словно пародия на Каменного гостя – швабра лежит на плече, мокрая тряпка болтается как римский штандарт, пустое ведро тихо погромыхивает о перила. Выше по лестнице тихо брякает дверь, раздаются шлепающие шаги. Кто-то спускается вниз. Стас равнодушно идет навстречу, ему совершенно все равно, лунатик это или дежурная со второго этажа решила поглядеть, чем так занят молодой парень. Две медленно бредущие фигуры сближаются на площадке второго этажа. Стас поднимает глаза – навстречу идет тот самый старик, что страдает сомнамбулизмом. На этот раз нет никакой газеты на голове, лицо старика расслаблено, как у спящего, глаза плотно закрыты, руки вытянуты «по швам». Стас бесшумно поворачивается через левое плечо, швабра принимает положение «на караул», ведро скрывается за спиной. «Как солдат при встрече с генералом», - думает Стас, глядя на неторопливо идущего больного. Старик проходит мимо, слышно ровное дыхание, ощущается запах немытого тела. Осторожно, чтобы не зашуметь ненароком, Стас продолжает путь и едва видимые в темноте ступени опять ползут навстречу. Шаги гулко звучат в ночи, тянется нескончаемой лентой стена. Наконец появляется дверь, щелкает замок, настольная лампа горит маяком надежды и Стас обессилено брякается на стул. Старенький будильник на столе показывает, что до утра осталось шесть часов – немало!