Альтернативная личность - [14]

Сергей Арнольдович хлопнул рукой по столу. Четыре убийства были просты в исполнении до безобразия: резал и душил. Лишь в больнице МПГ умерла под капельницей. Хлористый кальций. А должен быть гемодез. На флаконе так и было написано: «Гемодез. 400 мл». Сергей Арнольдович нашел небольшой листок: «Применяют для дезинтоксикации организма при токсических формах острых желудочно-кишечных заболеваний, ожоговой болезни в фазе интоксикации, послеоперационной интоксикации, инфекционных заболеваниях…» Спасти не успели. И опять никаких следов.

* * *

Вполголоса, без изображения, урчал телевизор. Без картинки – это уже радио. Выбираться из постели не хотелось. Марина пустила струйку дыма, стряхнула пепел на пол, потянулась, зевнула. Укладываясь спать, колец она не снимала – мало ли что случится в занюханной гостинице; вытянув из-под одеяла руку, она посмотрела на пальцы. «Красивые, – сказала Марина, – я красивая». Она оглядела висящий над кроватью коврик, провела рукой. «Пусть скажут, что это гобелен, – подумала Марина. – Маразматики. И это лучший номер? Повсюду врут. Как будто только этому и учились. Еще бы „Грачи сюда прилетели“ повесили. Или „Грачи прилетели“? А линолеум? Мерзость, одним словом. Ай, пошли они к черту!»

Марина вновь посмотрела на руку: «Сюда еще бы обручальное, и можно считать, что жизнь удалась». А то, что изображали на одноименном плакате – икра в форме материков на блинах-полушариях – это не «жизнь». К блинам да икре мужик нужен. Не сидеть же, лопать в одиночку. И поговорить не с кем. И не то, чтобы мужиков не было – полно – мужа не было. Казалось бы, успешная деловая женщина, заметь – красоты необыкновенной – все при ней, красивая упаковка, бездна обаяния. Ан нет, одни эгоисты проклятые. Сначала о высоких материях треплются – она обманывается и в постель их приглашает – а потом ноги вытирают. Сволочи.

Из кого выбирать прикажешь? Ведь она к ним и так, и эдак. Силантьеву даже квартиру снимала. И все без толку. Все без толку. Еле выкурила. Подруга подобрала… Сейчас мучается. И не подруга она вовсе. Так, собутыльница старая. «Собутыльница, мыльница, пепельница…» Марина спрятала руку. Ведь она тебе и стройная, и молодая, и умная… А мужиков нет как нет. «Ау, мужики, вы где?! – крикнула Марина и треснула пяткой по стене. – Не отзываетесь? И хрен с вами!»

И ведь все удивляются: ни разу не была замужем. Ни ра-зи-ка. Уже и стыдно делается. И приходится всячески избегать этой темы. Мать просто задолбала. Легко говорить, в их время все были одинаковые: что мужики, что бабы. Все из колхоза: выбирай – не хочу. Легко им было. А сейчас? Нет, колхозники и теперь остались, полно их. Толкаются, скупердяйничают… Только она-то не колхозница! Не с голодного края. Гордость имеет. А вот они ее не имеют. Все налопаться хотят – аж за ушами трещит. За жратвой человека не видят. Ее не видят, какая она. Сво-ло-чи. Все им мало: денег, шмоток, успеха. Икра и материки… Это не жизнь, не жизнь.

Марина поднялась, бросила в стакан окурок, выключила телевизор, вновь нырнула под одеяло. И что она сюда притащилась? Иосифа обидела. Марина выпростала ногу, повертела перед собой, вытянула как балерина. Взгляд сбежал со ступни, ткнулся в окно. Алоэ? Марина прищурилась. «Я же говорю, колхоз, – шепнула она. – Поубивала бы». А Иосифа жалко. Мужичишка хороший. Вот только сердце к нему не лежит. Невысокий, лысый. И она с легкостью бы стерпела… Но он потеет. А это уже ни в какие ворота. А умный до чего – аж хитрый. Телефон дал. Нужно будет позвонить. «Как они там, без меня? – подумала Марина. – Да рады они, рады! Никто не пилит, не гонит вперед, можно расслабиться, чаи распивать». Марина пошарила глазами по номеру. Где сумка? «Сумка где? – сказала она. – А, вот!» На цыпочках бросилась к двери, сняла с ручки сумку, стремглав вернулась в постель. И телефон у него «умный» – не разберешь, во что тыкать.

Она щелкнула кнопками, приложила телефон к уху.

– Алло, Джозеф?

– Ты где? – спросил адвокат.

– Понятия не имею, – засмеялась Марина.

– И все же.

– Умерла, наверное, – сказала Марина.

– Не говори глупостей.

– Какой-то город. Свежий, что ли…

– Снежин, – догадался адвокат.

– Все равно, – отрезала Марина. – Ты вот что… Передай Соловьевой, чтобы Эсму пригласила на понедельник. Нет, пусть на среду…

– К среде вернешься? – спросил адвокат.

– Если воскресну… – пошутила Марина и нажала отбой.

Марине захотелось сделать что-то необычное, шумное, потрясающее основы общественной и индивидуальной морали, взорвать себя, эту гостиницу, город. Но вместо взрыва она подоткнула вокруг себя одеяло, вытянулась селедкой, вздохнула и закрыла глаза. Пропади оно все пропадом!

* * *

Из всех кроссвордов Марина любила простые. Максимально простые. Те, где имеются черные квадратики. Все эти китайские, шведские – или какие еще? – она не жаловала. Ручка писала плохо. «Ужас, – подумала Марина, – все один к одному. Какая-то бесконечная черная полоса». Марина попробовала расписать ручку на полях газеты. Получилось.

«Группа выдающихся деятелей на каком-либо поприще. Бан-да. Пять букв. Нет, „банда“ не подходит, нужно шесть. „Крохоборы“ тоже не подходит. И „кровопийцы“. Ладно, что у нас дальше? Лицо мужского пола по отношению к родителям. Гад. „Гад“ подходит. – Марина улыбнулась, вписала слово. – Преданный, стойкий участник какого-либо общественного движения, член какой-либо организации. Тряпка! Шесть букв. По горизонтали. Пишем. Какого „стойкого“ не возьми – одни тряпки. Тряпка не тряпке и тряпкой погоняет. Дальше. Тот, кто совершил подвиг, проявив личное мужество, стойкость, готовность к самопожертвованию. Мразь, кто же еще? Сначала самопожертвование, а потом, глядишь, разбогател! – Марина внесла искомое слово. – Храбрый, доблестный воин (Русь IX–XIII веков). Бабник! Все они храбрые до поры, до времени. А потом – в кусты. Доблестный воин… Ага, ага. Следующее. 16 по вертикали. Тот, кто оказывает кому-либо покровительство, поддержку. Защитник, заступник. – Марина задумалась. Сложное попалось слово. И ничего, кроме „покровитель“ в голову не приходило. – Нич-то-жест-во! – Нашлась она. – Ничтожество и есть. Поехали дальше. Человек как член общества. Человек, занимающий высокое общественное положение, пользующийся авторитетом, известностью, особа, персона. Человек с его специфическими особенностями; личность. – Марина сосчитала количество букв. – Ну, это самое легкое, пишем: „урод“. 21 по вертикали. Тот, кто в процессе творчества создал что-либо материально или духовно ценное. „Дебил?“ Не подходит. „Тварь?“ Не подходит: нужно шесть букв. И „мерзавец“ не подходит. Остается „свинья“! Прекрасно. А вот „дебил“ мы поставим сюда: „Музыкант, за плату играющий на танцевальных вечерах. Пианист, в эпоху немого кино игрой сопровождавший демонстрацию фильма“. Знаем мы двух таперов, знаем!»