Альтернативная история России. От Михаила Ломоносова до Михаила Задорнова - [90]

К 25-летию ученой деятельности был произведен в действительные статские советники, что давало потомственное дворянство. Это было особой монаршей милостью, т. к. Иловайский практически не находился на гос. службе.

По политическим взглядам в зрелые годы был сторонником твердой самодержавной власти, опирающейся на Православие и единение сословий. Сам себя относил к приверженцам «здорового консерватизма», имея в виду верность основам русского гос. быта при признании необходимых новшеств русской жизни. Сторонник «великодержавного национализма», противник привлечения иностранного капитала в русскую экономику. Со статьями охранительного содержания печатался в «Русском архиве», «Русском вестнике», «Русском обозрении», «Московских ведомостях», «Новом времени». В 1897–1916, на доходы от издания учебников, издавал собственную ежемесячную православно-патриотическую газету «Кремль», состоящую исключительно из его собственных публикаций (он же был редактором и распространителем). Будучи сторонником представительных учреждений, первоначально приветствовал Манифест 17 октября 1905, но с углублением революционной смуты разочаровался в нем, перейдя в лагерь крайне правых. Действительный член Русского Собрания (PC), член Союза Русских Людей и Русского Монархического Собрания (РуМоСо). В ноября 1908, когда Иловайский отмечал 50-летний юбилей научной деятельности кроме известных ученых, коллективов научных обществ и музеев приветственные телеграммы ему направили многие руководители монархических организаций: А.А. Сидоров, А.И. Савенко, Страхов В.В. (от Киевского Клуба Русских Националистов); Б.В. Назаревский (от Русской Монархической Партии и РуМоСо); Н.Н. Родзевич (от Одесского Союза Русских Людей); еп. Евлогий (Георгиевский), И.П. Созонович, С.Н. Воейков, П.Е. Марков, Г.Г. Замысловский (от фракции правых III Гос. Думы); Б.В. Штюрмер, В.Н. Поливанов, A.А. Чемодуров (от правой группы Гос. Совета); B.М. Пуришкевич (от Русского Народного Союза им. Михаила Архангела), кн. М.Н. Шаховской (от PC) и др. Между тем, твердый консерватизм и национализм привели к крайней непопулярности Иловайского в либеральных ученых и общественных кругах и к забвению его значительных заслуг в области русской истории.

Был женат дважды. Первая жена и все трое детей от первого брака (двое сыновей и дочь Варвара, бывшая замужем за И.В. Цветаевым – отцом поэтессы Марины Цветаевой) рано умерли. Во втором браке был женат на Александре Александровне (урожд. Коврайской, 1852–1929, убита грабителями), от которой имел трех детей, двое из которых – Надежда и Сергей умерли в 1904 (в 22 и 20 лет), а дочь Ольга, по словам М. Цветаевой, для Иловайского «хуже, чем умерла: бежала к человеку еврейского происхождения в Сибирь, где с ним и обвенчалась». Дочери, за то, что та ввела в его род еврейство, он так и не простил.

В 1918 86-летний старец «за убеждения» был арестован ЧК, просидел в заключении три недели, но стараниями поэтессы М. Цветаевой, имевшей связи среди евреев-чекистов, был освобожден. Причем, родной внук Иловайского сводный брат Цветаевой Андрей просил поэтессу ни в коем случае не рассказывать деду об обстоятельствах освобождения, «узнает – обратно запросится». На допросах ЧК вел себя достойно и мужественно. На вопрос о политических убеждениях, если верить Цветаевой, ответил: «А мои труды читали? Был монархист, есть монархист. <…> На десятом десятке, сударь мой, не меняются». Цветаева со слов очевидца допроса приводит еще один характерный эпизод. Следователь спрашивает, как Иловайский относится к Ленину и Троцкому. «Подсудимый молчит, мы уже думаем, опять не понял, или, может быть, глухой. И вдруг, с совершенным равнодушием: «К Ленину и Троцкому? Не слыхал». «Это был красавец старик. Хорошего роста, широкоплечий, в девяносто лет прямей ствола, прямоносый, с косым пробором и кудрями Тургенева и его же прекрасным лбом, из-под которого – ледяные большие проницательные глаза», – вспоминала Цветаева. Скончался Иловайский в 1920-м, немногим не дожив до 88 лет.

Исследования Д.И. Иловайского о происхождении Руси уникальны. Историк выступает решительным противником теории о туранском происхождении гуннов и доказывает их несомненное славянство. «Повторяю, что к гуннам и их славянству я пришел следующим путем: занятия начальною русскою историей натолкнули меня на болгарское племя. Пересмотрев вопрос о его народности, я убедился, что нет ровно никаких научных оснований считать эту народность неславянскою. Но при сем пересмотре я неправильно старался выделить болгар из группы гуннских народов (так как их неславянство выводили собственно из представления о гуннах, как о народе туранском). Убедившись потом в тождестве болгар с гуннами, я естественно пришел к необходимости пересмотреть вопрос о народности гуннов, то есть пересмотреть те основания, на которых они были отнесены к какому-то (в сущности неизвестному и доселе никем неопределенному) урало-алтайскому племени. И на чем же, как оказалось, было основано такое мнение? Да на таких шатких аргументах, как риторические фразы Аммиана и Иорнанда о некрасивой наружности гуннов, их воинственности, свирепости, кочевом или полукочевом состоянии и т. п. Карикатуру или неестественное безобразие приняли в буквальном смысле и выдали за точный портрет. Вот как невысоко еще стояла историческая критика во времена Нибура и Шафарика! По поводу таких аргументов, приведу пример тех противоречий, в которые нередко попадают поборники норманизма и туранства по отношению к славянам. Г. Куник в доказательство, что языческая Русь, нападавшая на Византию, не могла быть славянскою, приводит ее жестокости, там совершенные: язычники сожгли церкви в окрестностях Константинополя и умертвили множество людей. По его мнению, это должны быть норманны, которые «как раз в то время в западной Европе опустошали церкви и монастыри и весьма часто с особенною яростью убивали в самых церквах епископов и монахов». («Известия Аль Бекри о Руси и Славянах», стр. 175.) Но вот что говорит г. Макушев о славянах: «Особенно много рассказывает о хищности и свирепости славян Гельмольд». «В войне заграничной (слова Гельмольда о поляках и чехах) они храбры при нападении, но весьма жестоки в грабеже и убийствах: они не щадят ни монастырей, ни церквей, ни кладбищ» («Сказания иностранцев о быте и нравах славян», 158). Итак, в высшей степени было опрометчиво делать научные выводы о принадлежности к тому или другому племени на основании таких неточных, пристрастных и весьма условных отзывов о наружности гуннов, каковы отзывы Аммиана и в особенности Иорнанда. Подобные вопросы решаются не тою или другою фразою источников, а совокупностью всех несомненно исторических фактов.